— Ты опять оставила мусор в коридоре? — Артём стоял у двери в пальто, с сумкой на плече. — Я целый день вкалываю, вечером по магазинам, а потом ещё твой бардак разгребай?
— Ведро было полным, я завязала пакет и поставила. Потом Саня разболелся, с температурой, не до мусора было, — Оля поправила рукав и устало вздохнула. — Не успела.
— Ты вообще ничего не успеваешь. Годы идут, а всё те же оправдания. Трое детей, ну и что? Мозги ведь никто не отменял.
— Я стараюсь, только не всем это видно.
— Ага, вся в заботах. Пюре, садики, уроки… Велика наука. А я, выходит, не устаю?
— Я не отрицаю. Просто, может, ты не понимаешь, что значит не спать нормально больше года. А потом улыбаться, как ни в чём не бывало.
— Сама выбрала. Сама же хотела сидеть с детьми. Хотела — вот и получай. Я больше не могу.
— Ты что сейчас сказал?
— Я ухожу, Оля. Квартиру снял, завтра вещи перевезу. Всё. Мы взрослые люди, не надо сцен. Я хочу жить по-человечески.
— Это ты называешь не жизнью?
— Это болото. Мы оба в нём. Я выхожу.
— А дети?
— Я не их бросаю. Я от усталости ухожу. От себя, от нас. Навещать буду, алименты платить.
— Алименты… серьёзно?
— Я не миллионер. Но сделаю, что положено. Просто теперь отдельно.
— И ты уверен, что я одна справлюсь с тремя детьми?
— Миллионы справляются. Ты сильная. Справишься.
— Артём…
— Всё, Оля. Я пошёл. Не хочу сцен.
Он ушёл. Без прощаний. Без оглядки.
Оля не заплакала. Прошла на кухню, поставила воду на макароны. Илья появился в дверях:
— Мама, папа ушёл?
— Ушёл.
— Вернётся?
— Не знаю. Пока нет.
— Почему?
— Взрослые иногда делают глупости. Даже если думают, что поступают правильно.
Катя вбежала:
— Папа скоро придёт?
— Не скоро.
— А можно с ним жить?
— Пока ты с нами. Тут твоя щётка и мишка.
Саня закашлял. Оля укрыла его, потрогала лоб.
— Жар. Принеси сироп, клубничный, со стола, — сказала она Илье.
Пока дети ели, Оля смотрела в окно. Снег валил. Завтра будет тяжело. Но и вчера было тяжело. И позавчера.
Наутро приехала мама. Суп, носки, строгий взгляд:
— Почему не сказала?
— Что? Что бросили?
— Не бросили. Сбежал.
— Мам, не надо.
— Ты молчала. Готовила, терпела. А теперь он — свободный, ты — одна с детьми?
— Так и есть.
— Что будешь делать?
— Работать. Сдам комнату. Найду удалёнку. Есть место в декрете у знакомой.
— Справишься?
— Придётся.
Мать обняла.
Через неделю появилась Марина. Молодая, с рюкзаком. Сняла комнату. Училась, подрабатывала.
— Могу помочь с Саней?
— Помоги, если хочешь.
Марина укладывала, играла, приносила хлеб. Оля пила кофе за столом — одна, впервые за долгое время.
Позвонил Артём:
— Как вы?
— Живём. Не звони ночью. Дети спят.
— Прости. Можно им позвонить?
— Можно. Пока, Артём.
Катя подошла:
— Мама, а можно на балет?
— Если получится — обязательно.
Будни. Илья не хочет вставать. Саня на руках, Катя не застёгивает рюкзак. Домофон:
— Курьер. Посылка «детям от папы».
Оля открыла. В коробке — пледы, игрушки, шоколадки. И записка: «Скучаю. Папа.»
Оля вздохнула. Как будто он пытается откупиться.
После обеда дети спят. Оля работает. Переводы, тексты. Немного, но деньги.
Марина уходит в магазин:
— Яйца взять? Аптека?
— Возьми. Спасибо.
Катя:
— Она как няня?
— Нет. Просто помогает. Добрая.
Звонит Саша:
— Как ты?
— Работаю. Устаю. Дерутся.
— У нас есть место редактора. Два часа в день. Удалённо. Немного платят, но стабильно.
— Напишу резюме. Спасибо.
— Артём был в баре. Плакал. Про одиночество. Про Катю во сне…
— Чудо. Вспомнил про детей.
— Ты злишься?
— Уже не знаю. Иногда да. Иногда — нет. Иногда думаю: хорошо, что ушёл.
Артём всё чаще писал. Порой — простое «как вы?», иногда — просьба прислать фото детей. Бывало — жаловался на начальство или одиночество. Оля отвечала ровно, без колкостей, но и без прежнего тепла.
Однажды он позвонил вечером:
— Можем просто поговорить? Без упрёков. Просто по-человечески.
— Говори.
— Как ты?
— Уставшая. Санька весь день капризничал, Катя снова порвала шапку, у Ильи — тройка по диктанту. А в целом — как обычно.
— Может, чем помочь?
— Например?
— Приехать, забрать детей, чтобы ты немного отдохнула?
— Думаешь, они так сразу бросятся к тебе? После того, как ты просто исчез?
— Я бы хотел попробовать. Не постоянно. Иногда. Просто быть рядом.
— Попробуй. Приезжай в воскресенье. Если захотят.
Он приехал впервые за два месяца. На Илью смотрел, будто не на сына, а на чужого подростка. Катю подбросил — она засмеялась. Саню боялся брать на руки, но тот сам потянулся. Свозил всех в парк и пиццерию.
— Ну как? — спросила Оля, когда они вернулись.
— Нормально. Игрушки им купил… Но Илья почти не разговаривал.
— Естественно. Он зол. Имеет право.
— Понимаю.
— Понимание — не то же самое, что сочувствие.
— Я стараюсь это понять.
— Продолжай стараться.
Он задержался у двери.
— Ты хорошо выглядишь.
— Потому что перестала плакать в ванной.
Ночью Оля смотрела в потолок. Тишина в доме, дети спят. Спина ноет, но внутри — странное чувство: не победа, не успех, но стойкость. Она выстояла. Не сломалась.
Пришло сообщение от Артёма:
«Спасибо, что разрешила увидеться. Очень скучаю».
Ответа не последовало.
— Мам, у меня завтра в садике чтение! — Катя с восторгом трясла книжкой.
— Молодец. После ужина порепетируем.
— А что на ужин?
— Гречка с куриными котлетами.
— Опять?! — Илья тяжело вздохнул, не отрываясь от планшета.
— Не “опять”, а “стабильно”. Деньги на деревьях не растут.
— А если бы папа жил с нами?
— Тогда был бы ещё один, кто не выносит мусор.
— Это шутка?
— Почти.
В кухне пахло жареным луком. Катя рисовала семиногого крокодила. Вошла Марина — с авоськой и весёлой улыбкой.
— Взяла сливки — они со скидкой.
— Марин, ты не обязана…
— Я тут живу. Это вклад в моё утреннее счастье.
— Ну, убедила.
За ужином Санька мазал гречку по стулу, Катя читала вслух, Илья жевал в тишине. После ужина Оля проверила почту — пришёл заказ. Правка текста. Скучно, но стабильно.
Зазвонил телефон — Артём:
— Можно две минуты?
— Звони.
— Привет. Как день?
— Гречка, дети, работа. А у тебя?
— Тихо. Одиноко. Даже раздражает, что никто не мешает. Никто не просит мультик включить…
— Но ты же этого хотел.
— Не так я себе представлял одиночество.
— Артём, ты ушёл не просто от меня — от их жизни.
— Не думал, что всё будет настолько пусто.
— Я не думала, что справлюсь. Но вот — гречка не пригорела, дети читают, я работаю. Значит, справляюсь.
— Я тобой горжусь.
— Сейчас?
— Можно я приеду в выходные? Без претензий. Просто помочь.
— Приходи. Но только как гость. Детям.
В субботу Артём пришёл с пакетом: печенье, фрукты, игрушка для Сани.
— Поставь всё на стол. Сейчас обед.
Катя подбежала:
— Пап, ты надолго?
— Пока только на день.
— А можно я тебе почитаю?
— Конечно, читай.
Он подал тарелки, убрал посуду, мыл пол. Оля наблюдала молча. Без обиды. Без надежды.
После обеда играли в настолку. Санька хохотал, Катя визжала от азарта, Илья молча следил за правилами.
Перед уходом:
— Спасибо, что пустила. Соскучился.
— Не говори. Делай.
— Могу в следующую субботу?
— Как дети решат. Я — не посредник.
— Хочу быть рядом. И с ними. И с тобой. Когда — ты разрешишь.
— Пока нет. У нас теперь другие правила.
Позже Оля сидела на кухне. Фото детей на экране: Санька с машинкой, Катя — с книгой, Илья — рядом. Тихо. По-настоящему.
Теперь она знала: ждать спасения бессмысленно. Она уже спасла себя сама.
— Мам, папа с нами будет жить?
— Пока — нет. Он бывает. Но жить — это другое.
— А ты его любишь?
— Это сложный вопрос, Кать.
Катя кивнула. Ушла.
Вошло сообщение: «Можно поговорить. Про нас». — «После девяти».
Поздним вечером сидели на кухне. Без шума. Без суеты.
— Я понял одно. Свобода — не пустая квартира. Свобода — это когда тебя ждут дома.
— А ты ушёл без прощания. Просто сбежал.
— Я был слаб. И остался. Но хочу измениться.
— Ты хочешь вернуться?
— Не как раньше. А по-другому. Сознательно. С тобой.
— Тогда начнём с простого. Марина съезжает. Комната освободится.
— Правда?
— Пока — не как муж. Как отец. Помощник. Без права командовать.
— Я согласен.
— И помни: здесь больше нет “как было”. Здесь будет “как должно”.
Он попросил обнять. Осторожно. Не с правом, а с просьбой.
Марина уехала. Попрощалась, пожелала держаться. Сказала, что у них настоящая семья.
И правда — они учились жить заново. С терпением. С уважением. С новыми правилами.
Оля бегала вечерами. Артём убирался, готовил, водил Катю на балет. Был не идеален, но старался.
Илья однажды спросил:
— Папа, ты останешься?
— Да. Даже если снова будет гречка и крики.
Они смеялись. Жили. Не по привычке. А потому что — вместе хотели.
