Иногда судьба подкидывает такие сюрпризы, что удивляешься, как всё сложилось. Помню один октябрьский день, когда я шла с рынка из соседнего села.

Иногда судьба подкидывает такие сюрпризы, что удивляешься, как всё сложилось. Помню один октябрьский день, когда я шла с рынка из соседнего села. Тогда ещё автобусы ездили крайне редко, и приходилось идти пешком, ругаясь на плохую дорогу и тяжёлые сумки с картошкой.

В свои сорок два я жила одна, если не считать рыжего кота Барсика, который больше напоминал пушистую подушку с наглой мордой. После развода личная жизнь не сложилась, да и с детьми тоже. Работала в библиотеке, по вечерам вязала носки и смотрела сериалы — типичная жизнь глубинки.

Я как раз думала, как дотащить эти сумки до дома, когда заметила её. Под старым дубом сидела маленькая фигурка в тоненькой курточке, обняв коленки. Сначала я подумала, что мне показалось — кто оставит ребёнка одного между деревнями в такую погоду?

— Девочка, ты чья? — окликнула я её.

Она подняла голову — бледное лицо, испуганные глаза, и молчит. Только крепче закуталась.

— Ты потерялась? Где твои родители?

Тишина. Только губы дрожат.

— Господи, ты замёрзла! — поставила я сумки и присела рядом. — Меня зовут Татьяна Ивановна. А тебя?

— С-соня, — тихо прошептала она.

— Соня, пойдём ко мне домой? Я тебя чаем напою, согреешься, а потом разберёмся, откуда ты.

Она робко кивнула. Я подхватила сумки и, взяв её за руку, повела домой, пыхтя под тяжестью картошки.

Дома я первым делом накрыла её пледом, включила обогреватель и поставила чайник. Барсик, обычно равнодушный к гостям, тут же запрыгнул к ней на колени и заурчал.

— Смотри, тебе понравился, — сказала я, доставая печенье. — Он у меня привереда, так просто к кому не пойдёт.

Соня погладила кота, и я заметила, как её плечи немного расслабились.

— Сколько тебе лет, Соня?

— Пять… наверное.

— А фамилию свою знаешь? Или где живёшь?

Она покачала головой, и я почувствовала, что тут что-то не так.

Тот вечер я накормила её супом и пирожками, уложила спать в своей комнате, а сама устроилась на диване в зале. Всё ночь я не могла заснуть — звонила в полицию, спрашивала в соседних деревнях, но никто не заявлял о пропаже.

Прошла неделя, потом вторая. Соня потихоньку оттаивала, начала улыбаться, особенно когда я читала ей сказки. Но о том, как она оказалась на дороге, ничего не помнила.

Когда инспектор по делам несовершеннолетних в очередной раз развёл руками, я поняла, что нужно что-то решать. Детдом? Это была последняя мысль, которая приходила мне в голову.

— Соня, — позвала я её вечером. — Хочешь жить у меня? Навсегда?

Она замерла, потом подняла глаза:

— Можно?

— Можно. Будешь моей дочкой.

— А Барсика тоже можно оставить?

Я рассмеялась:

— И Барсика тоже.

Она подошла ко мне и крепко обняла. И я, гладя её по голове, подумала: «Будем справляться».

Дальше начались бумажные хлопоты, сбор документов и проверки, но это уже другая история.

Первый день в школе я помню, как будто это было вчера. Соня цеплялась за мою руку, как если бы её в клетку с тиграми вели, а не в первый класс. Новенькое платье в горошек, белые банты, которые я пыталась сделать симметричными.

— Мам, а вдруг не получится? — прошептала она, когда мы подошли к школе.

Это «мам» заставило меня почувствовать тепло в груди. В первый раз она так меня назвала месяц назад, когда я лежала с высокой температурой, а она принесла мне чай, расплескав его по дороге.

— Конечно получится, — я присела перед ней на корточки, поправив бант. — Ты у меня умница.

— А если будут смеяться? — опустила она глаза.

Я понимала, о чём она. В селе все друг друга знают, и история «найдёныша» обросла десятками слухов.

— Знаешь что? — я достала блокнот с котятами на обложке. — Вот, держи. Будешь записывать все интересные вещи, которые узнаешь. А вечером расскажешь мне. Договорились?

Она кивнула, прижимая блокнот, и мы пошли дальше.

Первые месяцы были тяжёлыми. Соня старалась, но математика давалась ей сложно. А вот рисование — её стихия. Когда она брала в руки карандаши, становилась совсем другой.

— Татьяна Ивановна, задержитесь на минутку? — позвала меня как-то Марина Петровна, учительница рисования.

— У Сони потрясающий талант, — она показала мне альбом. — Посмотрите.

На рисунке была осень на нашей улице. Листья, отражения в лужах — всё так ярко и живо.

— Её нужно развивать. В районе есть художественная школа…

Я вздохнула. Художественная школа — это дополнительные расходы. Библиотечная зарплата едва покрывала наши нужды.

— Я подумаю, — ответила я.

Вечером, когда Соня делала уроки, а я готовила ужин, в дверь постучала баба Зина, наша соседка.

— Тань, тут это… — она протянула авоську. — Яблоки у меня уродились, девчонке витамины нужны. И варенье малиновое.

Я растерялась:

— Зинаида Николаевна, что вы…

— Бери-бери, — она махнула рукой. — И ещё, я тут подрабатываю иногда, квартиры в городе убираю. Если хочешь, могу тебя порекомендовать. Платят хорошо.

Так начались мои «чёрные» выходные — дважды в месяц я ездила в город на уборку. Соня оставалась с бабой Зиной, которая учила её печь пироги.

К концу первого класса у нас накопились деньги на художественную школу. Правда, туда нужно было добираться на двух автобусах, но Соня не жаловалась.

Противостояние подростковому возрасту началось в средней школе. Однажды она спросила меня:

— Почему меня бросили? Я была плохая?

— Соня, послушай…

— Нет, это ты послушай! — она вскочила. — Все знают своих родителей! А я… я никто!

Я не пошла за ней. Знала, что бесполезно. Лучше дать ей остыть.

Позже она вернулась на старое кладбище, на могилу бабы Зины. Когда она вернулась, то сказала:

— Мам, я поняла: я не потеряна. Потому что ты — моя настоящая мама.

Оцените статью