— Тимка испугается… — прошептала Алевтина, тяжело дыша. — У нас просто сложный период… Думаешь, мне приятно жить в таком хаосе? Я сама еле на ногах держусь…
— Сложный период? — усмехнулась Оксана с горечью. — Да вы здесь уже четвертый месяц, Аля! Четвертый! И с каждым днем становится только хуже! Ты даже за собой убрать не можешь — пеленки разбросаны по ванной! В углу уже плесень на стене! Я же не прошу стерильности, просто хочу немного уважения к моему дому!
— Нашлась мне правильная! — усмехнулся Максим, закуривая прямо у окна. — Квартира твоя? Ну так и убирай, раз так важна чистота. Можешь даже молча это делать — мы не просили твоих нотаций.
— Вы издеваетесь? Убирать за вами? Я уже жалею, что пустила вас сюда!
— То есть мы тебе в тягость? — Аля надула губы, на глазах показались слезы. — Родной брат, маленький племянник — обуза? Спасибо, сестра. Ясно все. У тебя, выходит, пол вымыт важнее семьи…
— Да, я хочу порядок в доме! — сорвалась Оксана. — Я пустила вас сюда из доброты, а вы просто сели мне на шею!
— Окс, не кипятись, — попытался вмешаться Максим, приблизившись, но она резко отшатнулась. — Сейчас Аля немного уберёт, всё наладим…
— Нет, Макс, — жестко сказала она, вцепившись взглядом в глаза брата. — Это не первый случай. Мне хватит.
В ее глазах больше не было злости — только усталость, холод и решимость.
— Вы не изменитесь. Вы это уже доказали. Собирайтесь. Неделя у вас. До субботы. Уходите. С вещами, игрушками, всем. Это мой окончательный ответ.
Повисла звенящая тишина. Даже Тимка, разбуженный криками, затих, прижавшись к подушке.
Максим и Аля смотрели на нее, будто видели впервые. Их лица были искажены не раскаянием, а настоящей, обиженной яростью.
— Что? — прошептал Максим.
— Ты серьезно нас выгоняешь? — голос Алевтины стал дрожащим. — С ребенком? Просто выставляешь? Родная сестра, ага!
— Не на улицу. У вас есть выбор — к маме, к друзьям, в съемную комнату. Макс тратит на сигареты больше, чем стоит койко-место! Я не обязана вас содержать. Я дала вам достаточно времени.
— Вот как ты, значит… — пробормотал Максим, его лицо потемнело. — Ради чистой раковины — предать семью. Живи одна. Посмотрим, кто тебе в старости воды подаст.
— Лучше одна, чем в грязи и с упреками, — холодно бросила Оксана и отвернулась, чтобы не показать, как предательски дрожат губы. — Суббота. Ключи оставьте на столе. Если не освободите квартиру — вещи полетят в коридор, замки сменю. Предупреждаю один раз.
Она повернулась и направилась к выходу. Воздух был необходим.
— Оксана! — крикнула вслед Аля, уже без слез, с ядом в голосе. — Да как ты посмела?! Мы ничего тебе плохого не сделали! Просто жили, как могли! Ты бессердечная тварь, вот ты кто!
Оксана не остановилась. Она вышла в подъезд, прислонилась к стене и зажмурила глаза.
Из квартиры доносились голоса — гневные, злобные, обиженные, перемежавшиеся всхлипами Тимки.
Они снова играли жертв. Как будто это не они испортили ей жизнь, а она их предала.
Через семь дней квартира опустела. После отъезда остался только мусор, липкие следы на мебели, подозрительное пятно на ковре и зловонный запах.
Через час зазвонил телефон. Звонила мать. Ее голос звенел от гнева:
— Оксаночка, что ты натворила?! Максим в слезах звонил! С ребенком на улице остались! Как ты могла выгнать родных?! У Алевтины нервы на пределе! Где им жить, скажи?! Я в деревне приютила бы, да места нет! Ты бессердечная, слышишь?!
Оксана слушала молча. Всё было знакомо.
Мать всегда защищала Максима, каким бы он ни был.
— Мама, они жили у меня четыре месяца. Четыре. Превратили квартиру в свалку. Я не могу больше. Пусть теперь сами как-то справляются, — спокойно ответила она и отключилась.
Но нападения продолжились. В конце недели она зашла в соцсети и увидела пост Алевтины. Имен там не было, но адресат был ясен:
«Вот так и предают самые близкие. Когда кажется, что рядом плечо — оказывается, чистота в доме дороже родной крови. Остались с малышом без крыши над головой. Живем и учимся не верить никому. Спасибо тем, кто не дал нам погибнуть».
Под постом — десятки комментариев поддержки: «Ужас!», «Какая ты сильная!», «Как можно быть такой тварью!».
Максим тоже не остался в стороне. Его статус гласил: «Никому не верь. Даже тем, кто называет себя родными. Проверено».
Оксану охватила волна омерзения. Они переиначили всё. Сделали из себя жертв. Она просто закрыла приложение — спорить было бессмысленно.
Через пару недель поступил звонок. Номер Максима.
— Оксан, мы там кое-что забыли… Коляску Тимки на балконе и игрушки. Когда забрать?
— Всё, что осталось, я выбросила, — отрезала она. — Коляска была сломана, игрушки в грязи. Ничего вашего больше нет.
Повисла тишина. Потом Максим тяжело вздохнул:
— Ну да. Чего ещё ждать…
Резкий гудок. Он сбросил вызов. И это действительно было концом.
Связь между братом и сестрой оборвалась. Остальные родственники, поняв, о ком был пост Алевтины, разделились. Кто-то понял Оксану. Кто-то нет.
Но ей уже было всё равно.
