— Ты чего тут делаешь, малыш? — Михаил Андреевич остановился как вкопанный, едва различив в серой листве крошечную фигурку.
Под старой берёзой на сухих осенних листьях сидел ребёнок. Худенький мальчик, лет четырёх, в лёгкой куртке, совсем не по погоде. Он мелко дрожал, обхватив себя руками, и смотрел прямо на лесника огромными испуганными глазами.
Михаил осмотрелся — лес стоял пустой и тихий, только верхушки сосен шелестели под ветром. Ни звука, ни движения вокруг.
Присев на корточки, лесник попытался говорить как можно мягче.
— Как тебя зовут? Где твои родители?
Мальчик прижался спиной к шершавому стволу берёзы. Губы дрожали, но долгое молчание прервалось слабым шепотом:
— Се… Сеня…
— Сеня, да? — Михаил протянул руку, но мальчик отпрянул. — Не бойся, я добрый.
На лес быстро опускались сумерки, становилось зябко. Ребёнок и так с трудом держался от холода. Кому могло прийти в голову оставить его здесь? До ближайшего жилья — километры глухого леса.
— Пойдём, я тебя накормлю. У меня в доме тепло, печка топится, каша есть.
При упоминании еды мальчик не ответил, но в его взгляде мелькнула слабая надежда.
Михаил снял телогрейку и медленно, стараясь не напугать, накинул её на плечи ребёнка. Тот не сопротивлялся. Лёгкий, как пушинка, он почти ничего не весил. Голодный. Истощённый.
Пока они шли к избе, Сеня постепенно перестал дрожать. Их встречал дом — низкий, старенький, с покосившейся дверью и дымком из трубы.
— Пришли, — сказал лесник, открывая дверь.
Внутри пахло сушёными травами и зола в печи едва тлела. Михаил подбросил дров, огонь разгорелся, и тёплое освещение наполнило избу уютом.
Он усадил мальчика, достал чугунок с кашей.
— Сейчас согреешься. Поешь — и поговорим.
Мальчик ел, не отрываясь, быстро, как будто боялся, что еду отнимут. Михаил смотрел, и в груди поднималось что-то давно забытое, что-то мягкое, тёплое. Давненько в его доме не звучал детский голос… со времён…
Он отвёл взгляд.
— Ты откуда здесь, Сеня? Где мама и папа?
Мальчик вновь замотал головой, слёзы застыли в глазах.
— Н-не знаю…
— Сегодня переночуешь здесь. А завтра разберёмся, — сказал Михаил.
Он постелил на лавке у печи, укрыл старым пледом. Мальчик лёг, свернулся, не выпуская телогрейку.
Поздно ночью Михаил проснулся от еле слышного всхлипа. Мальчик сидел, обняв колени, и плакал — тихо, без звука.
— Сеня, иди сюда, — лесник похлопал по кровати.
Мальчик не двигался.
— Не бойся. Здесь тебя никто не тронет.
Он не сразу, но подошёл. Михаил посадил его рядом, накрыл одеялом.
— Спи, малыш.
Утром лесник собирался в деревню. Посмотрел на спящего мальчика — брать или нет? Разбудил.
— Поехали, Сеня. Может, найдём твоих.
Но мальчик крепко сжал его руку.
— Не надо…
— Почему? Твои родители ищут тебя, наверное.
— Нет у меня… — прошептал Сеня. — Ни мамы, ни папы…
Михаил опустился на колени. Эти слова, эта интонация… он сам так говорил когда-то, на похоронах сына.
— Ладно. Сегодня остаёмся. Но потом всё равно надо будет ехать. Договорились?
Сеня кивнул, не отпуская ладонь лесника.
Прошло три недели. Михаил съездил в деревню. Никто ребёнка не терял, в полицию никто не обращался. Поиски ничего не дали. И Сеня остался.
Он учился новому, осторожно, как зверёк. Михаил колол дрова, а Сеня собирал щепки.
— Можно мне тоже попробовать?
— Топором? — лесник усмехнулся. — Мал ещё. Сначала научись рыбу чистить.
— Я уже взрослый!
— Согласен. Но всему своё время.
По вечерам они сидели у печки. Михаил вырезал деревянные фигурки, рассказывал байки про лесных зверей, волков и медведей.
— А медведь сюда не придёт?
— Не придёт. А если и сунется — я не дам тебя в обиду.
И он верил этим словам.
Но однажды под утро в сарае что-то громыхнуло. Михаил выбежал — медведь. Ломился внутрь.
Он выстрелил в воздух. Медведь отступил. Но потом пошёл прямо на него.
И тут из дома выбежал Сеня.
— Назад! — крикнул Михаил. — Уходи в дом!
Но мальчик закричал, замахал руками. Медведь замер.
Михаил выстрелил ещё — зверь убежал.
— Что ты творишь? Он бы тебя растерзал!
— Ты сказал, что защитишь меня, — прошептал Сеня. — А я… не мог дать тебя в обиду.
Михаил прижал его к себе. В груди будто раскололась старая льдина.
— Смелый ты парень, Сеня. Очень смелый…
Они просидели подле печи до самого рассвета. Когда лес залило утренним светом, взялись за работу — починили старый сарай. Михаил объяснял, как держать молоток, как правильно вбивать гвозди, а Сеня, затаив дыхание, следил за каждым движением.
— Надо будет заняться оформлением бумаг, — вечером сказал Михаил, задумчиво глядя на костёр. — Чтобы ты мог остаться здесь официально. Чтобы всё было по-честному.
— Насовсем? — в темноте Сенины глаза вспыхнули ожиданием.
— Навсегда, — ответил Михаил. И теперь это слово уже не вызывало страха.
Весна в тот год пришла резко — снег растаял всего за неделю, превратив тропинки в бурлящие ручьи. Михаил с Сеней каждое воскресенье выбирались в деревню, чтобы заниматься документами.
— Усыновление — не шутка, — ворчал Иван Егорович, просматривая бумаги. — Но пробьёмся. Надо.
Время шло, Сеня взрослел. Бумаготворчество затягивалось. Мальчик дожидался в коридоре, сидя на скамейке и болтая ногами. Он всё реже пугался людей и даже стал иногда первым здороваться.
— Через год в первый класс, — заметила как-то Марина Павловна, учительница. — Смышлёный он у вас.
Михаил только кивнул. Школа — это уже новая жизнь. Значит, пора задуматься о переезде, поближе к людям. Ради Сени. Ради сына. Михаил был готов.
— А как тебе идея — построить нам дом? — спросил он мальчика на обратной дороге, когда мотоцикл с коляской гремел по кочкам.
— Зачем? — удивился Сеня. — У нас ведь уже есть дом.
— Чтобы ближе к школе. Чтобы тебе не приходилось далеко ходить.
Мальчик молчал, обняв Михаила покрепче. Потом спросил:
— А в лес мы будем возвращаться?
Михаил улыбнулся — в мальчике уже жил лес, он чувствовал это.
— Конечно. Всегда будем навещать. А пока… покажу тебе, как дома строят.
Строительство началось не сразу. Михаил продал мотоциклетную коляску, купил подержанную «Ниву». Ездить стало легче. Участок выбрали на окраине деревни — там, где начинался лес. И почти каждый день что-то делали.
Сеня носил доски, собирал щепки, держал молоток. Михаил учил его обращаться с инструментами. Маленькие руки постепенно наливались силой, на ладошках появились первые мозоли, которыми Сеня очень гордился.
Помогала и бригада — Михаил не жалел сбережений, хотел, чтобы всё было добротно.
— У меня почти такие же руки, как у тебя! — смеялся Сеня, прикладывая свои ладошки к шершавым рукам лесника.
К августу дом уже стоял — не дворец, но тёплый, светлый, пропитанный запахом дерева и надежды. И именно тогда пришло подтверждение: опека официально оформлена. Михаил перечитывал бумаги по десять раз. Теперь Сеня — не просто мальчик из леса, теперь он — его сын.
— Что будем делать? Отметим? — спросил он, стараясь не выдать волнения.
— А как это — отмечать? — серьёзно спросил Сеня.
Михаил задумался.
— А давай на озеро сходим, рыбу половим. А потом я покажу тебе, как настоящую уху варят.
Мальчик засиял, подпрыгнул, едва не упал.
На озере они провели весь день. Михаил показывал, как бросать удочку, когда дёргать, как подсекать. Сеня поймал своего первого окуня. Сам его почистил — Михаил заранее наточил безопасный нож.
— Теперь я рыбак? — с надеждой спросил мальчик.
— Самый что ни на есть, — подтвердил Михаил. — Скоро и меня обловишь.
Они варили уху на костре — с луком, картошкой, приправами, собранными в лесу. Яркое пламя подсвечивало два лица — одно взрослое, в седине, другое — веснушчатое, но оба были очень похожи. Особенно глаза — внимательные, светлые, тёплые.
— Через неделю школа, — заметил Михаил, помешивая уху. — Страшно?
Сеня пожал плечами:
— Чуть-чуть… А если другие дети будут смеяться?
— Из-за чего?
— Ну… что я раньше не ходил в школу. Что я… другой.
Михаил отложил ложку, обнял сына.
— Слушай внимательно. Ты действительно другой. Но не хуже — лучше. Ты видел медведя и не испугался. Ты умеешь разжигать костёр с одной спички. Ты знаешь, как по весне пахнет мох. А в школу идут в первый раз все — ты не один.
Сеня посмотрел на него внимательно:
— Ты правда думаешь, что я справлюсь?
— Я уверен, — ответил Михаил. — И я буду рядом. Всегда.
Первый день сентября был ясным. Сеня стоял у калитки — в чистой белой рубашке, с новым портфелем. Михаил поправил воротник, посмотрел в лицо.
— Ну что, готов?
Сеня кивнул. Они пошли вдоль деревни — к маленькой школе с флагом у входа. Вокруг — дети с цветами, родители с фотоаппаратами.
У самых ступеней мальчик остановился.
— Пап…
Михаил замер.
— А ты подождёшь меня?
— Конечно, сынок. Здесь и буду.
Сеня глубоко вдохнул и шагнул вперёд. Только оглянулся дважды. Михаил стоял, как камень. В глазах — всё то, что он не умел говорить словами. Любовь, гордость, нежность.
Зазвенел звонок. Мальчик исчез за дверью. Михаил не двигался.
Он стоял, и ветер трепал его волосы. Он смотрел на белую дверь и знал — всё правильно. Он не один. У него есть сын. Есть смысл. Есть жизнь. И она только начинается.
