Я держала на руках свёрток — крошечное тельце, в котором слились черты нас обоих. Не верилось, что всё рухнуло. Не письмо, не звонок — всего лишь короткое сообщение. «Ты сама это решила. Разбирайся теперь». И точка. Как молот по сердцу.
В палате царила суета: женщины оживлённо болтали, обсуждая подарки, цветы, новорожденных. А я, будто в стеклянной капсуле, снова и снова читала эти чужие, холодные слова. Когда-то Вадим уверял, что будет рядом. Что встретит нас с Машенькой у роддома с охапкой роз, будет учить её кататься на велосипеде, лепить снеговиков.
— Алина, ты чего одна? — заглянула медсестра, Раиса Петровна. — Время посещений скоро заканчивается.
— Он скоро будет, — солгала я, не поднимая глаз. — Просто задержался.
Мне было стыдно признаться — осталась одна. Что отец моей дочки просто исчез. Машенька зашевелилась, я крепче прижала её к себе. Мы справимся. Обязательно.
Как всё начиналось
Всё выглядело обычным: корпоратив, шампанское, разговор у окна. Вадим — новый руководитель отдела продаж, уверенный, ухоженный, моложе меня. Он подошёл сам, с лёгкой улыбкой.
— Скучаете одна?
— Просто наблюдаю, — ответила я. — Интересно смотреть, как немного алкоголя меняет поведение.
— Вы не из тех, кто меняется?
— Нет. Я — бухгалтер Алина, предсказуемая и скучная.
— Не поверю, — он смотрел с искренним интересом. — У вас глаза с тайной.
Мне было тридцать восемь. После развода я не строила иллюзий. А он — двадцать шесть, искрящийся, лёгкий. Звонил, писал, провожал. Цветы. Забота. Коллеги только перешёптывались: «Смотри, Алина зацвела». А я будто жила заново.
Через пару месяцев мы съехались. Холостяцкая квартира Вадима преобразилась: уют, свет, домашний запах. Он смеялся: «Ты превратила бетон в дом».
Две полоски и холод во взгляде
О беременности я узнала рано. Три теста, кровь. Всё подтвердилось.
— Правда? — его лицо застыло, когда я сказала.
— Да. Точно.
— Мы же были осторожны…
— Видимо, не всегда.
Он замолчал. Потом спросил:
— И что ты собираешься делать?
— В каком смысле? — я не понимала. — Я рожу, конечно. Это же наш ребёнок!
— Алина… — он медлил. — Это твой выбор. Я не готов. Мне только двадцать шесть…
— А у меня — последний шанс. Последний!
Он не спорил. Просто сказал: «Хорошо. Я не буду мешать».
Он рядом. Но его нет
Он остался жить со мной, но стал далеким. Холод между нами рос. Я ходила на приём к врачу одна. Покупала пинетки одна. Думала, может, изменится — не менялся.
— Возьми декрет раньше, — как-то предложил.
— У нас денег не так много.
— Я зарабатываю.
— Денег — да. Но ребёнку нужна мама. Настоящая.
Я сорвалась. Он молчал. А утром я нашла записку: «Прости. Мне нужно время». Он ушёл. Без объяснений. Без чувств.
Я звонила — без ответа. Позже пришло сообщение: «Я перевёл средства на карту. Хватит на первое время». И всё.
Доченька родилась раньше срока
На два месяца раньше. Врач объясняла: «Преждевременно, но шансы хорошие». Я сжалась от страха. Позвонила Вадиму.
— Я в больнице. Роды…
— Я не в городе. Ты справишься. Ты сильная.
— Я боюсь, Вадим…
— Всё будет хорошо. Держись.
И всё. Затем — наркоз, врачи, и вот она — Маша. Три крошечных килограмма любви. А на экране телефона — его СМС. Короткое, как высmрел: «Ты сама это выбрала, вот теперь и разбирайся сама»
Тишина, боль и детские пелёнки
Мама помогала. Она ничего не знала — я солгала, что он в отъезде. Боль была глубокой, но я спрятала её. На лице — улыбка, в груди — пустота.
И вдруг — звонок. Открыла мама. А в комнату вошёл он. Вадим. Потухший, измученный, с мягкой игрушкой в руках.
— Можно? — спросил он, глядя на дочку.
Я молча отошла. Он подошёл. Смотрел, будто впервые видел жизнь.
— Такая крошка…
— Недоношенная, — ответила я. — На тебя похожа. Убегает во сне от всех бед.
Он сел, прикрыл лицо.
— Прости. Я струсил. Боялся не справиться, опозориться, не быть тем, кем ты меня видела.
— Ты ушёл, Вадим. Оставил меня одну в роддоме. Без слов. Без плеча.
— Я приходил… каждый день. Сидел у больницы. Не мог войти.
— Почему?
— Страх. Слабость. Не оправдание, но правда.
Маша зашевелилась. Я взяла её на руки. И он неожиданно попросил:
— Позволь… мне подержать.
Я колебалась. А потом отдала ему дочь. Он держал неловко, но бережно. Смотрел в лицо и шептал:
— Прости, Маша. Я твой папа. Я был дураком.
Я не выдержала. Заплакала. Слёзы лились рекой. Он прижал меня свободной рукой.
— Я останусь. Насовсем.
— Не говори. Покажи.
Он кивнул. А потом опустился на колено:
— Алина, выйдешь за меня? Не потому что «надо». Потому что люблю.
Маша… улыбнулась.
Пять лет спустя
Наша дочь — солнечный вихрь, точная копия отца. Вадим сдержал слово. Он рядом. Кофе в постель, сказки, прогулки.
Я вспоминаю то СМС. И понимаю — судьбу спас один шаг. Один взгляд. Один выбор — быть рядом.
Плюшевый мишка до сих пор у нас дома. Но главный оберег — мы сами. Наша вера. И любовь. Которая выдержала всё.
