— Прости, но я не приеду. И рожать будешь сама. Разбирайся как хочешь. Мама сказала, что мне и дети не нужны вовсе, — голос Павла звучал в трубке холодно, отстранённо, как будто это говорил не он, а чужой человек.
Аня застыла посреди комнаты с распашонкой в руках. Метель за окном метала хлопья по стеклу, заволакивая всё белым.
Мальчики зашевелились в животе. Двойня. Долгожданные сыновья, о которых она мечтала вместе с Павлом. Точнее — верила, что вместе.
— Что ты сказал? — её голос прозвучал еле слышно. — Но ты же обещал… Вещи собраны, я тебя жду…
— Мне это не нужно, — отрезал он. — Мама права. Провинция — не моё. Я уезжаю обратно. Начну с чистого листа. Один.
— Один? — Аня будто споткнулась об это слово. — Но у нас семья… дети…
— Это была ошибка. Я подаю на развод.
Раздались гудки. Аня не сразу поняла, что он повесил трубку. Телефон выскользнул из её руки. Распашонка упала на пол.
Рядом у двери стояла собранная с вечера сумка в роддом. Она только что положила туда последние вещи.
Внезапно боль скрутила живот. Первая схватка. Аня согнулась, вцепившись в стол. Когда боль немного отпустила, она снова набрала Павла. Абонент вне зоны…
— Не может быть, — прошептала она и стала набирать номер свекрови.
— Да? — ответила Зинаида Петровна, сухо, без приветствия.
— Павел… он… вы…
— Он всё сказал? И правильно. Моему сыну не нужны такие проблемы. Забудь о нём. Не звони больше.
Вторая схватка была сильнее. Телефон выскользнул из пальцев. Аня соскользнула по стене и обняла живот. Стук в дверь заставил её вздрогнуть.
— Анюта! Это я! Открывай! — весёлый голос Оли раздался с крыльца. — Носочки довязала для малышей!
Оля влетела в дом, но остановилась, увидев сестру на полу.
— Что случилось?!
— Павел… — Аня вздохнула, лицо скривилось от боли. — Уехал. Бросил. Развод. А схватки уже начались…
Пакет выпал из Олиных рук.
— Что?! Да он… Ладно! Сейчас! — её голос стал деловым. — Поднимайся. Мы справимся.
Она помогла натянуть пальто, схватила сумку. За окном во двор как раз заехал их отец.
— Отец во дворе! Быстро!
Аня шагала, держась за сестру. Голова кружилась, мысли путались. Утром она ещё представляла, как Павел будет держать её за руку в палате, как вместе встретят сыновей.
— Что случилось? — отец выскочил из машины, заметив бледное лицо дочери.
— В роддом, быстро! — Оля уже открывала дверь. — Павел ушёл. Навсегда.
Иван помрачнел, но ничего не сказал. Бережно помог устроиться. В глазах у него стояли слёзы, но он сдержался.
— Не переживай, дочка. Мы рядом. Мы всё вытянем.
Оля села рядом, обняла сестру. Аня дрожала — не от боли. От страха, от чувства, что осталась одна.
— Моих детей никто не ждал, — прошептала она сквозь слёзы.
— Это ложь, — отозвалась Оля, крепко сжимая её руку. — Мы их ждали. Все. И папа, и мама, и я. Мы любим тебя. И их тоже полюбим. Сильнее, чем кто-либо.
Машина плавно въехала в белую пустую улицу. Впереди был роддом. Новая жизнь. Без него.
В роддоме всё казалось чужим. Стены, запах, лица. Боль накатывала волнами, оставляя её без воздуха. Документы оформляли быстро. Медсестра взглянула на Аню:
— Папа не приедет?
— Нет, — коротко ответила Оля. — Я с ней.
— Нельзя. Только один человек и только с разрешением. Ждите в коридоре.
— Я позвонила маме, — прошептала Оля, наклоняясь к сестре. — Папа за ней поехал. Скоро будут.
Аня кивнула. Слезы наворачивались. Не от боли — от пустоты. Ещё вчера он целовал её живот, придумывал имена…
— Готовы? — вошла акушерка. — В путь, мамочка. Двойня не ждёт!
Родзал встретил ослепляющим светом. Место рядом — пусто. Аня задыхалась, вцепившись в поручни.
— Дыши, ещё! — голос акушерки звучал резко, но не злобно. — Тужься, мама, тужься!
Первый крик был громким, требовательным. Потом — тяжёлый вдох и тёплое тельце у груди.
— Сын. Богатырь.
Через десять минут — ещё один. Чуть тише, но с тем же требованием жить.
— Два красавца, — улыбнулась медсестра. — Как назовём?
— Дима и Серёжа… — прошептала Аня, касаясь ладошек.
Что-то в ней оборвалось. И тут же собралась. В этот момент родилось нечто большее, чем страх и предательство. Родилось то, что будет с ней всегда — материнство.
— Осторожно, мама, — Оля помогала укутывать младенцев перед выпиской. — Серёжа капризничает.
Мария, бабушка, уже успела полюбить своих внуков. Она бережно брала одного из них на руки.
— Не волнуйся, не разбудим. Анюта, как ты?
Аня молча кивнула. Лицо было усталым, но не сломленным.
Они вышли на крыльцо роддома. За ним — метель. Иван подъехал прямо ко входу. Устроил всех в машине, оглянулся на дочь.
— Всё будет, дочка. Всё будет.
Аня прижала к груди одного из малышей. Улыбнулась сквозь усталость.
— Главное, что мы теперь втроём. И всё у нас будет. Обязательно.
Путь в деревню занял почти два часа. Снег валил стеной, машину кидало из стороны в сторону, а младенцы поочередно просыпались и начинали плакать.
К моменту, когда колёса скрипнули у знакомого крыльца, Аня чувствовала себя полностью истощённой.
Родной дом встретил теплом и уютом. Мария с утра затопила печь, прикрыла окна старыми одеялами, чтобы не сквозило. На плите томились щи, а рядом шипела сковорода с поджаристой картошкой.
— Кушай, — сказала мать, пододвигая к Ане тарелку. — Тебе теперь силы нужны. Не только за себя ешь, а и за малышей.
— А мы пока познакомимся с богатырями, — Оля уже держала одного из мальчиков, ласково укачивая и что-то мурлыча ему на ухо.
Аня осторожно накалывала вилкой капусту, вполуха вслушиваясь в дыхание детей. Теперь её вселенная сузилась до двух кроваток, пустых бутылочек и тёплых пелёнок. Молока пока было немного — приходилось докармливать.
Первая ночь выдалась тяжёлой. Дима почти не переставал плакать. Аня таскала его по комнате, напевала, баюкала — он замирал на пару минут, а потом снова кричал. От его голоса просыпался Серёжа, и оба начинали в унисон.
— Давай я с ними, — в дверях показалась Оля, сонная, но с решительным лицом. — Ты хоть часик поспишь.
— Не могу, — прошептала Аня. — Они же мои.
— И мои тоже, — ответила сестра и аккуратно взяла Диму. — Я их тётя. У меня на это тоже есть право.
К утру Аня поняла: одна бы не справилась. Семья рядом — и это её спасение.
Прошла неделя. Накормив малышей и оставив их на попечение мамы, Аня накинула старенький пуховый платок, вышла на крыльцо. Солнце бликовало на снегу, мороз бодро обжигал лицо. Она сделала глубокий вдох, и что-то внутри вдруг стало теплеть, оттаивать.
— Я справлюсь, — шепнула она в белое безмолвие. — Ради них справлюсь.
В голове начали крутиться идеи. Бабушка в своё время учила её печь ватрушки. Почему бы не попробовать продавать их на базаре в райцентре? В соседней деревне тётка Глаша уже много лет возит туда вязаные носки и рукавицы. Можно попроситься с ней.
Аня впервые за долгое время не чувствовала себя потерянной. В доме спали её дети — два мальчика, её кровь и смысл. Больше ничего и не нужно.
— Ты чего застыла? — из-за двери выглянула Оля. — Серёжка уже проснулся, покушать требует.
Аня кивнула, улыбнулась и шагнула обратно в дом. Там, внутри, начиналась её новая глава.
— Мама, посмотри, что я нарисовал! — семнадцатилетний Серёжа протянул лист с карандашным наброском их дома.
— Ты у меня настоящий художник, — с нежностью ответила Аня, вытирая руки о фартук. В большой миске подходило тесто для ватрушек.
Кухню наполнял запах ванили и корицы. За окном ранняя осень золотила деревья, посаженные когда-то ею и сыновьями.
Во дворе копался с велосипедом Дима — разбирал, чистил, снова собирал. Сосредоточен, вечно с отверткой в руке.
Семнадцать лет прошли, как один вдох. Семнадцать лет труда, бессонных ночей, радости, борьбы и побед. Аня вставала на рассвете, месила тесто, пекла — Оля возила всё в город. Первое время считали буквально каждую копейку. Потом пошёл слух о деревенской пекарше с волшебной выпечкой, и заказы посыпались.
Теперь у Ани было своё маленькое производство. Несколько помощниц из деревень поблизости, красивый логотип на упаковках и страничка в соцсетях — этим занимались сыновья. «Домашняя сладость» — название пришло само собой.
— Ань, у нас гость! — в прихожей прозвучал голос Оли.
Аня обернулась и увидела Николая — фермера из соседнего села. Пять лет назад он пришёл за тортом для матери и с тех пор не пропадал. Мальчишки привязались к нему сразу.
— Привёз всё, что просила: яйца, сметану, яблоки — зелёные, как Серёжа любит, — поставил он корзину на стол.
— Спасибо, Коля, — тепло сказала Аня. Он всё помнил: кто что любит, кто чем увлекается.
Диме Николай подкидывал старые детали для сборки, Серёже — бумагу и краски.
— Останься поужинать, — пригласила она. Он кивнул, чуть смущаясь.
— Хочу с тобой поговорить. Серьёзно. Один на один.
Оля подмигнула, схватила Серёжу за руку:
— Пошли, художник, покажешь свои последние шедевры.
Николай сел на табурет, немного нервничая. Слова дались ему не сразу, но он собрался.
— Мы знакомы уже не первый год, Аня. И… мне с вами хорошо. С тобой. С ребятами. Я люблю вас. Всех. Выходи за меня.
Аня смотрела на него, не веря, что это происходит. Она увидела в его глазах всё — заботу, уважение, надежду.
— Да, Коля, — прошептала она.
Он нежно взял её ладонь и поцеловал кончики пальцев.
Из-за дома вдруг донёсся крик Димы:
— Мам! Тут какой-то мужик пришёл. Говорит, он наш отец!
Аня будто окатилась ледяной водой. Николай нахмурился:
— Что за чёрт…
Они вышли вместе. У калитки стоял Павел. Возраст не пожалел его — постаревший, но всё такой же холёный. Рядом стояли Дима и Серёжа. Взрослые. Настороженные.
— Привет, Аня, — попытался улыбнуться Павел. — Время будто не тронуло тебя. Как же ты…
— Что тебе нужно? — Аня медленно спустилась с крыльца.
— Хочу познакомиться с сыновьями. Я же их отец…
— Нет, — отрезал Серёжа. — Настоящий отец с нами. Тот, кто учит, помогает, защищает.
— Кто строит, чинит, и просто рядом, — добавил Дима.
Павел неловко взглянул на Аню:
— Я признаю, был неправ. Молодой, глупый… Мама тогда надавила. Но теперь у меня бизнес, квартира. Я могу забрать вас, всё начать заново…
— Поздно, — спокойно ответила Аня. — Мы сами всё построили. У моих детей есть семья. И отец.
Она кивнула на Николая, который стоял рядом с мальчиками.
— Кто это?
— Мой будущий муж. Их отец. Настоящий.
— Но они мои по крови! Я имею право…
— Ты это право утратил, когда бросил нас. Когда сказал, что тебе не нужны дети. Я это не забыла.
На крыльцо вышла Оля.
— Уходи. Пока по-хорошему. Или мальчишки покажут, где дорога.
Павел отступил. Посмотрел на сыновей. Лица — как его. А характер — от Ани.
— Я вернусь.
— Не стоит, — тихо сказал Серёжа. — Мы не ждём.
Когда его машина скрылась, Николай обнял Аню:
— Ты в порядке?
— Лучше, чем могла бы быть, — выдохнула она. — Столько лет я боялась этой встречи. Думала, что рухну… А теперь смотрю и понимаю — всё, что нужно, у меня уже есть.
— Потому что ты сильная, Аня. Всегда была.
Свадьбу устроили скромную. На заднем дворе, под яблоней. Дима и Серёжа вели маму к алтарю. Она была в платье, которое сшила сама. Николай не отрывал от неё глаз.
— Мам, — подошёл потом Серёжа, — я подумал о том, что Павел сказал. Что он — наша кровь.
Аня насторожилась.
— И?
— А это и не важно, — твёрдо сказал он. — Главное — кто рядом.
Аня обняла сына. Слёзы подступили — не от боли, от счастья.
Вечером они сидели с Николаем на скамейке. Лёгкий ветер трепал листья. Его пальцы касались кольца на её руке.
— О чём думаешь?
— О том, как жизнь иногда делает вид, что рушится. А потом — оказывается, всё только начинается.
— Это был не крах. Это был разбег, — улыбнулся Николай.
А в городе Павел щёлкал замком своей двери. Один. Без встречающих, без света в окне, без смысла. А в деревенском доме на краю поля — жила семья. Настоящая.
