Я подала на развод после того, как застала мужа с другой женщиной — но именно слова нашего сына в зале суда перевернули всё и лишили присутствующих дара речи.
Когда Рия поймала мужа на измене, на неё обрушились не только боль и предательство, но и весь груз лет молчаливых уступок, самопожертвования и выживания. Однако настоящий перелом случился позже — в суде, когда их семилетний сын неожиданно озвучил правду, к которой никто не был готов…
Я познакомилась с Дэймоном в то время, когда мы оба только учились притворяться взрослыми. Нам было немного за двадцать: без денег, с большими мечтами и наивной верой в будущее. Он умел так смешить меня, что я забывала обо всём вокруг.
С ним казалось, будто самой любви достаточно, чтобы мир обязательно уступил нам место. И какое-то время это действительно работало.
Он сделал мне предложение под старым дубом в университетском дворе, где мы впервые пересеклись. Никакого пафоса — просто он, вставший на колено, коробочка с кольцом в слегка дрожащей руке.
Я до сих пор помню его взгляд — живой, искренний, полный чувств.
— «Рия, ты — единственная для меня. Всегда была и будешь», — сказал он тогда.
Мне было двадцать пять. За плечами — кредиты, впереди — туманная карьера. Дэймон работал в сфере маркетинга, очаровывал своей неровной улыбкой и имел мать, которая невзлюбила меня ещё до знакомства.
Я верила, что любовь выдержит любые испытания.
Когда родился наш сын Марк, в Дэймоне будто что-то погасло. Сначала я списывала это на усталость: бессонные ночи, подгузники, новая ответственность — ведь это тяжело для всех, верно?
Но со временем его поведение стало меняться.
— «Я с друзьями, Рия. Скоро буду», — это стало его постоянной фразой.
Он всё чаще отсутствовал — физически и эмоционально.
— «Ты сама уложи его спать, у тебя лучше получается», — бросил он однажды, надевая куртку.
Потом исчезли и выходные: дни рождения, рыбалка, какие-то бесконечные «рабочие выезды».
А я оставалась дома, удерживая на себе весь быт и жизнь, словно тень в собственном браке.
Работа, счета, уборка, школа, температура, ссадины, сбитые колени — всё было на мне. И Кармен.
О, Кармен.
Мать Дэймона смотрела на меня так, будто я была ошибкой их семьи. Она никогда не называла Марка по имени. Для неё он был просто «мальчиком» или «твоим ребёнком». Словно имя делало его настоящим.
И всё же я терпела — ради сына. Он заслуживал полноценную семью, а не осколки.
Пока однажды всё не рухнуло.
В тот день я не должна была быть дома. На работе произошла авария, офис закрыли, и я забрала Марка из школы раньше обычного.
— «Мам, давай испечём печенье! С шоколадом!» — радостно предложил он.
— «Посмотрим, что у нас есть», — ответила я.
Мы вошли в дом — и тишина показалась странной, натянутой, будто стены затаили дыхание.
И тогда я увидела её.
Не Кармен — к ней я давно привыкла.
А незнакомую женщину в наших простынях. Её блузка лежала на полу, а рука Дэймона всё ещё обнимала её за талию.
Он посмотрел на меня без раскаяния и страха. Только с раздражением.
— «Ты рано сегодня, Рия», — произнёс он.
Я не закричала. Не задала ни одного вопроса.
Я просто подошла к сыну.
— «Поехали за мороженым прямо сейчас», — сказала я Марку, улыбаясь, хотя внутри всё рушилось.
Я отвезла его к своей маме.
Когда вернулась домой одна, ни Дэймона, ни той женщины уже не было.
Я собрала вещи первой необходимости, покормила нашего пса Джаспера и снова уехала к маме.
Телефон завибрировал.
«Я забираю собаку. Ребёнок остаётся тебе».
Через минуту ещё одно сообщение:
«Зато собака хотя бы воспитанная».
Кармен.
В этот момент внутри меня что-то окончательно сломалось.
На следующее утро я подала заявление на развод и на полную опеку.
День суда ощущался как гроза внутри груди — тяжёлый, неотвратимый.
Судья Рэмси был строг и холоден.
Дэймон выглядел так, будто его привели силой.
Кармен — словно готовилась жаловаться даже на воздух.
Марк сидел рядом, стараясь быть смелым, и время от времени находил мой мизинец под столом.
Выступления, обвинения…
И вдруг Кармен сказала:
— «Ваша честь, Рия эмоционально нестабильна. Мой внук боится её. Возможно, она давит на ребёнка».
Я замерла, боясь даже вдохнуть.
И тут Марк поднял руку.
— «Можно я прочитаю сообщение, которое папа прислал мне вчера?»
В зале повисла тишина.
— «Ты должен сказать судье, что хочешь жить со мной и бабушкой. Иначе я сделаю так, что мама потеряет дом. Она окажется на улице, дружище».
Полная тишина.
Судья снял очки.
— «Вы отправляли это сообщение своему сыну?»
Дэймон начал оправдываться.
Но было поздно.
Встала Симона — его сестра.
— «Он просил меня солгать. Он не хочет Марка. Он просто хотел наказать Рию. Говорил, что если получит опеку, она будет платить ему».
Кармен вскрикнула.
Дэймон закрыл лицо руками.
Судья ударил молотком:
— «Опека — матери. Дом остаётся ей. Алименты — по доходу отца. Заседание окончено».
После суда мы с Марком сидели на скамейке.
Он прижался ко мне, уткнувшись головой в плечо.
Симона подошла и извинилась.
А вечером мы всё-таки испекли печенье — липкое, сладкое, идеально тёплое.
— «Я рад, что останусь с тобой, мама», — сказал Марк.
— «Я бы боролась за тебя в любом случае», — ответила я.
И это была правда.
Я получила полную опеку.
Большую часть совместного имущества.
Алименты, которые Дэймон выплачивает с явным недовольством.
И да — Джаспер остался с нами.
Дэймон вошёл в суд, думая, что сломает меня.
Но вышел человеком, который теперь расплачивается за всё, что пытался у меня отнять.
