Холодный, непреклонный взгляд Ольги Станиславовны был прикован к сыну, который рассеянно мешал ложечкой уже остывший кофе.
Олеся, сидевшая рядом за столом, будто вросла в стул — напряжение заставляло ее буквально исчезнуть на глазах.
С момента свадьбы прошло уже два года, и всё это время молодая пара жила в доме свекрови.
— Мам, они приедут всего на недельку… — осторожно начал Вячеслав, пытаясь разрядить атмосферу. — Просто хотят посмотреть город, с детьми погулять… Мы бы их разместили в гостиной, без неудобств…
— Неделя? — перебила его мать, голос её стал ещё жестче. Она даже не взглянула на Олесю — её внимание было приковано только к сыну. — А после недели, что? Приедет еще кто-то? Тетушки, племянники, соседи из деревни? Нет, Слава. Это мой дом, и я не обязана превращать его в общежитие. Мне чужие привычки и шум не нужны.
Ее взгляд, наконец, скользнул по Олесе — и тут же отступил, словно та была невидимкой.
— Жена — твоя ответственность. А её родственники — твои трудности. И решать их следует в твоем жилье, которого, к сожалению, у тебя пока нет.
— Мам, ну что ты… — Вячеслав вздохнул, заметив, как его жена опустила глаза и сжала губы. — Это же ненадолго. Они культурные, воспитанные люди. Олесь, скажи…
— Олеся, — свекровь повернулась к ней, словно выговаривая имя чужого человека, — должна понимать, что в этом доме я устанавливаю правила. И превращать его в проходной двор для гостей я не намерена. Хотите принимать родню — пожалуйста, но у себя.
— Ольга Станиславовна, — дрожащим голосом проговорила Олеся, — мы не хотели причинять вам неудобства. Мы собирались их разместить скромно, готовить сами, следить за порядком… Просто…
— Собирались? — брови Ольги Станиславовны поползли вверх. — Вот именно. Решили, но меня не спросили. А я — хозяйка. Всё, разговор окончен. Слава, моё решение окончательное: никто из Олесиной родни здесь жить не будет. Хотите — селите их за свой счёт. Это ваша забота.
Она медленно поднялась из-за стола, стул с металлическим скрежетом отъехал по полу. Не сказав больше ни слова, она вышла из кухни.
Вячеслав провёл рукой по лицу. Напряжение будто давило на виски. Он взглянул на жену. Олеся сидела, вцепившись в салфетку, по щекам текли слёзы — тихо, без всхлипов.
Он опустил голову. Слова матери — «решай их на своей территории, которой у тебя, увы, нет» — отозвались внутри жгучим уколом стыда и бессилия.
– Славочка… – прошептала Олеся, почти беззвучно. – Что же теперь делать? Люда с Сергеем уже в пути… завтра утром приезжают…
Он сжал кулаки. Обещал жене, что всё будет хорошо. А теперь вынужден оправдываться — перед родными, перед ней, перед собой.
— Придётся поселить их в гостинице, — пробормотал он, сам не веря в свои слова. — Найдём что-то недорогое…
— Я не могу, Слава, — голос Олеси надломился. — Как я скажу сестре, что… твоя мама нас не пустила? Что они нам как будто чужие?
Её сестра ехала к ним как к семье. С верой, с надеждой. А теперь — стыдно, обидно, больно.
— Это позор, — добавила она. — Как мы им объясним?
— Будем врать, — резко ответил Вячеслав и начал нервно ходить по комнате. — Скажем, что ремонт, что трубы прорвало. Что угодно.
Иначе — никак. Правда разрушит всё.
Олеся молча кивнула. Она понимала, что ложь — зло, но на фоне реальности это зло выглядело почти благородным.
На следующее утро Вячеслав встретил Люду и Сергея на вокзале с натянутой улыбкой. Он быстро заговорил о «внезапной аварии», о «неработающей ванной», о «гостинице, которую еле нашли».
Родные кивали, но в их взглядах были растерянность и скрытая обида.
Позже в кафе к ним присоединилась Олеся. Она пыталась говорить с улыбкой, спрашивала о дороге, предлагала планы на день — но натянутость ощущалась кожей.
Люда, оставшись с сестрой наедине, всё же спросила:
— Олесь… у вас там всё нормально? Свекровь не слишком… строга?
Олеся опустила глаза.
— Просто неудобно вышло, — прошептала она.
И всё.
Неделя прошла тяжело. Молодые супруги разрывались между работой, гостиницей и домом, где Ольга Станиславовна вела себя так, будто ничего не произошло.
Гости, почувствовав себя нежеланными, старались не задерживаться. Гуляли по городу сами, вечера проводили в кафе или в номере.
На прощальном ужине в ресторане никто не смеялся.
А на перроне, когда поезд увозил Люду с Сергеем, Олеся не смогла сдержать слёз. В ней были и грусть, и обида, и чувство унижения.
Вернувшись домой, Вячеслав и Олеся молча разложили вещи. Их домом это место больше не казалось.
Через пару дней супруги стали искать съёмное жильё. И нашли — на окраине, но своё.
Когда они объявили Ольге Станиславовне, что съезжают, та была шокирована.
— Уезжаете? С чего вдруг? Жили же нормально два года…
— Ты сама недавно сказала: «Решай на своей территории». Вот мы и решили, что пора её наконец иметь, — спокойно ответил сын.
— Из-за гостей? Потому что я не захотела, чтобы сюда приходили чужие?
— Ты вправе устанавливать правила в своём доме. А мы хотим жить там, где можем устанавливать свои.
С чемоданами они вышли к ожидавшему такси. Ольга Станиславовна молча смотрела им вслед, затем недовольно бросила:
— Живите, как знаете!
Но в глубине души она чувствовала тревогу. Контроль ускользнул, а вместе с ним — и сын с невесткой. Теперь она больше не могла диктовать им условия. И именно это пугало её больше всего.
