Стоит. В прихожей. Будто не из разрушенного брака вернулся, а с деловой поездки на пару дней. Чемодан — новенький, с кожаной ручкой. Куртка — брендовая. Вид усталый, но уверенный, как у человека, который точно знает: его всё ещё ждут. Даже если он отсутствовал не неделю, а двенадцать месяцев.
Сначала я подумала, что это какая-то розыгрыш. Или послание от вселенной: «Ну-ка, проверим, точно ли ты уже не та, что когда-то смотрела в окно, надеясь?»
— Привет, — сказал он, будто мимо меня кто-то ещё стоял — целая группа аплодирующих родственников. — Ждала?
Я наклонилась вперёд. Не чтобы обнять, упаси боже. Просто чтобы удостовериться, что он не мираж. Это и правда он. Тот самый Гена, который ушёл год назад, захлопнул за собой дверь и исчез в лифте — к той самой, чьё имя так и не осмелился назвать. Ни в тот день, ни позже. Просто исчез. На солнышко.
— А с чего ты решил, что тебя тут кто-то ждёт? — спокойно спросила я, будто интересовалась, не забыл ли он закрыть кран перед уходом. Год назад.
Он растерялся. По его сценарию, я должна была либо разрыдаться, либо упасть в объятия, осчастливлённая его возвращением. А я… стояла в халате цвета шампанского с характером, с новой стрижкой и выражением лица «ну, удиви меня ещё чем-нибудь».
— Ну ты ведь всегда… — пробормотал он, — ждала.
Да, раньше ждала. Когда он «задерживался на переговорах», а сам пил вино с блондинкой из отдела кадров. Когда приносил цветы вместо извинений, полагая, что запах роз сможет заглушить разочарование. Когда я мечтала, что он когда-нибудь скажет: «Я тобой горжусь». Но это случалось только в снах. И даже там — с ошибкой.
— Надоело ждать, — произнесла я. — Слишком. Как старая батарейка, которую последний раз заряжали лет тридцать назад.
Он попытался вставить неуместную шутку:
— Может, всё же впустишь? Поболтаем, Лис…
Лис. Его любимое сокращение от «Лисичка». Меня оно всегда раздражало. А ему нравилось — коротко, будто бы по-домашнему. Словно я не человек, а зверёк из детской сказки, который сидит у двери и ждёт.
— Говори здесь, — твёрдо сказала я, загораживая проход. За моей спиной он увидел новые шторы, постер с надписью «Танцуй, пока стоишь» и подвесное кресло-гамак там, где раньше был его «тронный диван».
— Ты… съезжаешь? — в его голосе сквознула тревога.
— Уже съехала, — улыбнулась я. — Зашла только полы домыть. Скоро въедут новые.
Это была ложь. Полы я помыла месяц назад. Но видеть выражение его лица стоило всех усилий. В его голове рушился миф: что всё можно откатить назад.
— Соня… Я осознал, что всё было ошибкой. Она… не ты. Никто не ты.
Вот и кульминация. Признание! В духе мыльных опер, где герой возвращается, поняв, что «другая» вовсе не богиня, а просто очередная ошибка.
— Так ты вернулся, потому что тебя выгнали? Или потому что ты снова полюбил меня?
Он молчал. Ответ был ясен.
— Я не извиняюсь, — выдохнул он. — Просто… вдруг попробуем ещё раз?
Я достала связку ключей. Старые — в мусор. Эти — для новых жильцов.
— Нас больше нет. Есть ты. Есть я. И мы — разные. Уже давно. Я больше не та, что по воскресеньям гладила твои рубашки и надеялась, что ты хотя бы раз в год меня по-настоящему услышишь. И ты уже не тот, кого я могла бы снова полюбить.
Он стоял, не двигаясь. Минуту, может, две. Потом шагнул назад. Плечи опали, взгляд потух. Я почти — почти — испытала жалость. Но тут же вспомнила, как ровно год назад сидела с бокалом вина одна, пока он «размышлял». И сразу отпустило.
— Ты изменилась, — тихо сказал он на прощание.
— Нет, — ответила я. — Я просто больше не прячусь. Я — это я.
Когда за ним захлопнулась дверь, я услышала, как лифт начал опускаться. Но в этот раз — без грусти. Телефон в кармане завибрировал. «Ты будешь на репетиции? Сегодня повороты!» — написал Женя, мой партнёр по танцам. И, возможно, по жизни.
«Буду через двадцать минут», — написала я в ответ, собирая волосы в хвост и натягивая кеды.
И вышла. Без багажа. Без обид. Только я и путь вперёд.
