— Это что за баночка стоит на моей раковине? — спросила Анастасия спокойным голосом, в котором, однако, уже чувствовалось нарастающее напряжение. — Андрей, ты меня слышишь?
— Что? — выглянул из ванной её муж, обмотанный полотенцем, с пеной на лице и бритвой в руке. — О чём ты?
— Вот об этом, — сказала Анастасия, подцепив двумя пальцами маленькую розовую баночку с яркой надписью «Lift & Glow», словно это был подозрительный артефакт. — У меня, как ты знаешь, аллергия на малину и всё блестящее. Это точно не моё.
— А-а, это, наверное, Ленино. Она вчера заходила. Говорила, у неё на Сходненской воды нет, умыться негде было.
— Заходила? — переспросила Анастасия с сухим раздражением в голосе, чувствуя, как в голове стучит пульс. — А это что тогда? — Она ногой распахнула дверцу под раковиной. — Полотенца. Щётка. Тапки! Это что теперь, коммуналка?
— Да ну, Настя, ну зачем ты так? — Андрей опустил бритву, почесал затылок. — Она просто попросилась на пару ночей…
— Здесь? В моей ванной? — Анастасия говорила мягко, почти ласково. Так обычно разговаривают перед тем, как устроить скандал века. — Напомни, пожалуйста, квартира чья?
— Ну твоя, конечно, — пробурчал Андрей, наклоняясь за полотенцем. — Но ты же моя жена, теперь всё общее…
— А Елена тогда кто? Расширение семейного бюджета? — Анастасия прошла на кухню, включила чайник. — Ты хоть замечал, сколько раз она приходила без стука? С ключом, который ты ей дал. Пользовалась моей косметикой. Надевала мои вещи. Мои колготки, Андрей. Ты думал, я не замечу?
Андрей завис в дверях кухни, как будто пытался что-то сообразить, но выходило плохо.
— Да ты что, на ровном месте всё. Ей просто тяжело. Мы с ней всю жизнь рядом…
— А мне, значит, легко? — сорвалась Анастасия. — Я пахала десять лет на двух работах, чтобы купить эту квартиру. Без твоей помощи. А теперь твоя «бедная сестра» живёт в моей ванной как у себя дома.
Чайник громко щёлкнул, и наступила напряжённая тишина.
— Ну перестань, — хрипло сказал Андрей. — Ну подумаешь, полотенце и щётка. Это же не значит, что…
— Андрей, — прервала его Анастасия, глядя в серое, дождливое окно. — Ты пригласил её без моего согласия. Она ночевала здесь, даже не спросив. И ты считаешь, что это просто? Нет, это не про крем. Это про границы. Про то, что ты — взрослый мужчина — не считаешься со мной. Это предательство, пусть и мелкое, но всё равно предательство.
— Ну зачем так остро, ну чего ты сразу? — попытался он улыбнуться, но лицо выдавало растерянность. — Пару дней поживёт, и уйдёт.
Анастасия резко повернулась, чашка в её руке громко стукнула о стол.
— Потому что если я не стану жёсткой, меня сотрут. Ты меня не поддерживаешь, Андрей. Ты — моя больная точка.
Он хотел что-то сказать, но тут в прихожей хлопнула дверь.
— Привет! — раздался звонкий голос Лены. — У меня ключ от Андрюши. Я не помешала?
— Очень кстати, Лена, — Анастасия уже шла в коридор. — Забери свои вещи. И брата тоже, если хочешь. У меня сегодня день добрых дел.
— Ты что несёшь? — воскликнула Лена, входя в кухню с рюкзачком и в своей вечной кожанке. — Я же только на пару дней. Андрей же не против!
— Вот и поживите где-нибудь ещё. Хочешь — на вокзале. Хочешь — у себя. А здесь больше никто не ночует. Ни ты, ни твой клубничный дезодорант.
— Анастасия… — начал Андрей.
— Молчать. Ещё одно слово — и я вызову полицию. Расскажу, как ты содействуешь незаконному проникновению в частную собственность.
Она удивилась, насколько спокойно у неё это получилось.
Лена смотрела на неё, как на неадекватную. Андрей — как на врага. А Анастасия впервые за долгое время чувствовала себя… собой.
Вечером она убрала квартиру, разложила бельё, выкинула крем и заварила себе чай. За окном продолжал лить дождь. За стенкой Андрей говорил по телефону:
— Ну, представляешь, совсем съехала с катушек. Просто неузнаваема стала…
Анастасия усмехнулась. Без злобы. Просто с внутренним спокойствием. И ушла в спальню. Свою спальню. В своей квартире.
Кто ещё этого не понял — скоро поймёт.
— Ну, — напряжённо начал Андрей, — мы ведь взрослые люди. Можем же нормально поговорить?
Анастасия, не оборачиваясь, помешивала суп, хотя есть ей совершенно не хотелось.
— Поговорить? После всего?
— Лена ведь твоя ровесница, Настя. Можно же было по-доброму…
— Она мне не ровня. И не человек, Андрей. Она — халявщик. В рюкзаке от Michael Kors и с маникюром. Всё, что у неё есть — это твоя шея, моя ванная и бесплатная еда из моего холодильника.
Андрей сидел за кухонным столом, глядя в мутное окно. Вид у него был такой, будто его только что отчитали в учительской: сгорбленный, усталый, с мешками под глазами, но с остатками упрямства в сжатом подбородке.
— Ты не понимаешь, — пробормотал он. — Ей тяжело. Она одна…
Анастасия обернулась от плиты, с поварёшкой в руке, как с оружием.
— Ты хочешь сказать, что я, выходит, не одна? — голос её звучал спокойно, но в нём пряталась буря. — Мне скоро пятьдесят. Двоих родителей вытащила с того света после инсультов. Трудилась на почте и в логистике, чтобы выкупить эту квартиру. Всё — одна. И сейчас, тоже одна. Никто меня не тащит за руку. Но, конечно, ты жалеешь не меня — а Лену. Свою бедную сестричку.
Он хотел что-то ответить, но хлопнула входная дверь.
— О, привет! Я снова дома! — весело прокричала Лена. — Ну, в смысле, у вас.
— Нет. Не у нас, — Анастасия с грохотом швырнула поварёшку в раковину. — Ты ошиблась дверью. Здесь — не ваш общий дом. Это мой дом. Только мой. Поняла?
— Ой, началось, — Лена уверенно прошла на кухню, размахивая пакетом из «ВкусВилла». — Я взяла сёмгу. Андрей, ты ведь любишь на пару?
— Что ты здесь делаешь?! — Анастасия резко подошла ближе. — Я чётко сказала: собирайся и уходи. Сразу. Навсегда.
— А ты кто вообще такая, чтобы мне указывать? — вскинулась Лена. — Я к брату пришла, не к тебе. Ты тут не единственная хозяйка!
— Ошибаешься, — спокойно ответила Анастасия и достала из шкафа папку. — Вот. Договор купли-продажи. Собственник — я. Без долей, без приписок. Андрей здесь временно — по факту брака. А ты — никто. И звать тебя никак.
— Ах так? — Лена шагнула ближе. — Думаешь, выкинешь меня отсюда силой?
— Можешь проверить, — прошипела Анастасия.
И вот тогда произошло то, чего никто не ожидал.
Лена рванула вперёд и грубо толкнула её в плечо. Анастасия отшатнулась, больно ударилась спиной о холодильник. Наступила тишина. Густая. Звенящая. Потом — резкий щелчок. Внутри.
— Ах ты, — Анастасия подскочила, вцепилась в Лену и резко подтолкнула к выходу. — Уходи сама. Или я выволоку тебя.
— Андрей! — закричала Лена. — Она не в себе! Она накинулась на меня!
Андрей метнулся в прихожую, но Анастасия уже распахнула дверь и, не скрывая ярости, бросила:
— Вон. Пока я добрая. Чтобы ноги твоей здесь не было. Никогда!
— Сумасшедшая! — закричала Лена, хватая вещи. — Ты мне за это ответишь! Андрей! Ты что, позволишь ей это?
Он стоял в растерянности, растирая виски.
— Может, пока лучше разъехаться, — пробормотал он. — Ты же знаешь, Настя просто устала…
— Ты на её стороне?! — Лена застыла у выхода.
— Я просто не хочу больше скандалов, — почти прошептал он.
Дверь захлопнулась. Замок повернулся. Потом ещё один.
Анастасия осталась стоять в тишине. Глубоко вдохнула.
— Вот и всё, — выдохнула она. — Теперь выбирай. Или она. Или я.
Он молчал, растерянно стоя у стены.
— Ну нельзя же так. Это же… семья, — выдавил он. — Как я могу её выгнать?
— Ясно, — Анастасия покачала головой. — Значит, выбор ты уже сделал.
Она пошла в спальню. Села на край кровати. Закрыла глаза. Пульс бился в висках. Горло жгло.
Через пару часов он вышел. Тихо. Без слов. Даже не хлопнул дверью. Просто ушёл. Ушёл туда, где проще. Где его не просят взрослеть.
На кухне всё ещё пахло супом.
На полу осталась упаковка с лососем, выпавшая из Лениных пакетов.
Анастасия подошла, подняла рыбу, открыла мусорное ведро и с хрустом бросила туда.
Пусть едят вместе. Им и блюдо, и жизнь — на двоих.— Ну и всё, — тихо сказала она.
Квартира была наконец её. Без «мы», без «наших», без чужих чашек в сушке и тапок у двери.
Тишина. Даже холодильник замолчал. То ли сгорел, то ли просто понял — больше не надо гудеть.
И всё же… больно. Как будто не его она выгнала. А себя — из той самой сказки, в которую верила: что мужчина рядом — это крепость. А не временный жилец с хвостом в виде сестры.
Телефон лежал мёртво. Ни звонка. Ни сообщения. Ни слова «извини».
Потому что он не считал нужным извиняться.
Он просто ушёл. К тем, с кем проще. Там, где можно быть слабым навсегда. А здесь надо было меняться. Расти.
Настя натянула куртку и вышла.
На улице было холодно и ветрено. Такой же ветер — бывает и внутри: резкий, бесцеремонный.
Она села на лавку у парка. Вспомнила: когда-то Андрей появился с тюльпанами в газете и банкой консервов.
— «Ты сильная, но может, попробуем вместе?» — сказал он тогда.
Попробовали.
Не получилось.
Рядом села старая женщина, опираясь на трость. Молча. Не задавая вопросов. Просто рядом.
— Мужика прогнала, — неожиданно сказала Настя. Просто так, в пустоту.
— И правильно, — отозвалась бабушка. — Лучше одной в уюте, чем с мужиком и хроническим гастритом.
И протянула конфету.
— На. «Коровка».
Настя впервые за долгое время засмеялась. Тихо, но от души.
Позже, дома, она перебирала шкаф. Андреевы рубашки — в пакет. Его любимую кружку — туда же. Зубная щётка… Задумалась.
— Да и хрен с ней, — пробормотала. — Куплю себе новую. Розовую.
На следующий день вызвала слесаря.
— Замки поменять надо, — сказала она.
— Украли что-то? — уточнил он.
— Почти всё, — усмехнулась. — Но ничего ценного.
Сначала было пусто. Но потом она впервые услышала: своё дыхание. Свои шаги. Свою музыку в колонке.
Через неделю подписала развод — рукой уверенной, не дрожащей.
А спустя месяц уехала в Сочи. Одна. Без «мы», без чужих тапочек, без истерик в ванной.
На пляже рядом загорала женщина с сединой и книгой.
Пили айран, смеялись, обсуждали погоду и — зачем, в общем, мужчина, если есть море, солнце, удобные шлёпанцы и полный пансион.
А вечером, на балконе гостиницы, Настя смотрела вдаль. Там, где горизонт — ровная линия между небом и морем.
И думала: как хорошо дышать одной.
Без страхов.
Без вторжений.
Без компромиссов.
