Тарелка с глухим звуком упала на стол. Марина расставляла посуду — аккуратно, размеренно, как робот. Каждое её движение было выверено до последней детали, но в этой точности ощущалась какая-то тревога, как если бы пружина, которая слишком долго была сжата, вот-вот может лопнуть.
Виктор наблюдал за женой сбоку. В последнее время она часто становилась такой — отрешённой, словно заточенной в собственных мыслях. Он решил нарушить молчание:
— Котлеты сегодня особенно вкусные…
Она не ответила. Лишь поджала губы и продолжила разлаживать приборы. Нож. Вилка. Опять нож. Опять вилка. Всё как по конвейеру.
— Может, включим телевизор? — Виктор чувствовал, как напряжение накапливается в воздухе, но не мог понять, откуда оно. — Сегодня наши играют…
— Ты опять заплатил ипотеку Игоря?
Этот вопрос прозвучал, как случайное замечание, но Виктор почувствовал, как воздух в комнате стал тяжёлым. Он нервно дернул плечом:
— Ну да, заплатил. И что? Он же мой сын. Кто ещё ему поможет, если не я?
Марина медленно положила вилку. Звякание серебра о фарфор прозвучало почти громко в этой гробовой тишине. Она подняла взгляд — её карие глаза, обычно полные тепла, теперь были холодными, как кофе, который долго стоял.
— А я кто? — её голос был ровным, но в нём звучала такая стужа, что Виктор ощутил озноб.
— Марин, давай без этого… — Виктор закатил глаза. — Ты же знаешь, у него сейчас сложный период. Сокращения на работе, кризис…
— У нас тоже кризис, — Марина смотрела куда-то вдаль, словно что-то далеко видела. — Уже давно. Просто ты не замечаешь.
— Да брось! — он попытался улыбнуться, но его улыбка вышла кривой. — Подумаешь, помог сыну. Это нормально…
— Нормально? — Марина качнула головой. — Третий раз за полгода. Наши сбережения… Мы же на ремонт копили. На отпуск. На…
— Ремонт подождёт! — перебил её Виктор. — Отпуск тоже не убежит. А у парня реальная проблема…
— Тогда живи с ними.
Три слова. Всего три слова, но в них было столько усталости, столько выстраданной решимости, что Виктор сразу замолчал. Он ожидал скандала, упрёков, но это спокойствие… оно было страшнее любого крика.
— Что?.. — он переспросил, надеясь, что ослышался.
— Живи с ними, — Марина повторила, её голос был абсолютно ровным. — Раз они важнее.
Она встала из-за стола — медленно, как будто каждое движение было тяжёлым. Подошла к окну и остановилась, глядя на дождливый двор. Дождевые капли катились по стеклу, в тусклом свете фонарей они казались слезами.
— Марин, ну не глупи… — Виктор нервно усмехнулся. — Брось эти разговоры…
— Глупости? — она не обернулась. — Да. Возможно. Глупо было думать, что мы когда-то построим свою жизнь. Что я тоже часть этой семьи.
В её голосе не было упрёка — только усталость. И это было пугающе. Виктор молча смотрел на её спину, такую прямую, напряжённую, и вдруг почувствовал, что его охватывает страх.
Ужин оставался на столе. В темноте за окном мигал фонарь, бросая сумбурные тени на стены. Где-то в квартире капала вода из неисправного крана, кап, кап… Монотонно, как метроном, отсчитывающий последние минуты их совместной жизни.
Чемодан был слишком лёгким. Виктор складывал вещи, не думая, что именно берёт. Пара рубашек, брюки, носки… Марина стояла в дверях спальни, прислонившись к косяку. Она не помогала, не мешала — просто наблюдала. В её взгляде не было ни злости, ни беспокойства. Только пустота. И эта пустота вызывала неприятное ощущение.
«Подумаешь,» — подумал Виктор, застёгивая молнию чемодана. — «Не в первый раз. Поживу у сына немного, она успокоится. Всегда так было.»
Он помнил их старые ссоры, когда она кричала, плакала, пыталась что-то доказать. Но сейчас… сейчас было что-то новое. Молчание, которое было окончательным.
— Ну, я пошёл, — буркнул он, хватая чемодан за ручку.
Марина не ответила. Только слегка наклонила голову — то ли кивнула, то ли попрощалась. Виктор постоял у двери, ожидая привычных слов: «Вернись!» или «Давай поговорим!». Но в ответ — лишь тишина. И когда дверь закрылась, этот звук был настолько окончательным.
Дождь усилился, когда он подъехал к дому сына. Три года назад он помог Игорю с первым взносом за квартиру, потом ещё и ещё. Каждый раз обещал себе, что это последний раз, но всегда находился повод помочь снова.
Он поднялся на седьмой этаж — лифт, как обычно, не работал. Позвонил. За дверью послышались шаги, затем щёлкнул замок.
— Папа? — Игорь выглядел удивлённым. Он был в растянутой футболке и спортивных штанах, телефон в руке. — Ты чего так поздно?
— Да вот… — Виктор застыл, не зная, как начать. — Можно у тебя немного пожить? Мы с Мариной…
— А, опять поругались? — Игорь закатил глаза, отступая в сторону. — Ну заходи. Только у меня тут не пятизвёздочный отель.
В квартире пахло пиццей и несвежим бельём. На журнальном столике были коробки из-под доставки, пустые банки из-под энергетиков. Виктор поморщился. Сколько раз он говорил сыну про порядок.
— Располагайся где хочешь, — бросил Игорь, плюхаясь на диван и снова утыкаясь в телефон. — Только это… Долго собираешься тут сидеть?
Виктор застыл с чемоданом в руках. Его сердце кольнуло — обида, разочарование. Он ожидал хотя бы вопроса о том, что случилось, но…
— Не переживай, — выдавил Виктор с усилием. — Ненадолго.
Игорь что-то промычал в ответ, не отрываясь от экрана. Виктор прошёл на кухню, достал бутылку воды из холодильника. Руки слегка дрожали.
В кухне мигающие неоновые вывески освещали её в красных и синих тонах, создавая ощущение чуждости и холода. Виктор сел за стол, открыл бутылку. В голове вертелась мысль: «Всегда так было? Или я просто не замечал?»
Из комнаты доносился голос Игоря — он смеялся в телефон. Как будто Виктор вообще не был рядом. Как будто ничего не изменилось.
«Перебесится,» — подумал Виктор, но уже без прежней уверенности. — «Всё наладится.»
Он открыл свой телефон, увидел сообщение от Марины: «Купи хлеб по дороге». Его пальцы зависли на клавиатуре… и потом опустились. Что он мог ей написать? «Прости»? «Я был не прав»? Все слова казались пустыми.
Из-за стены донёсся звук падения стопки журналов. Игорь выругался, но даже не подумал убраться. Виктор вздохнул и пошёл поднимать. Ему предстояла долгую ночь в квартире, где он был нужнее своему сыну ещё меньше, ем своей жене.
