— Согласитесь на фиктивный брак со мной: всего на полгода… Заплачу 200 000 гривен.

Максим сжал в руках билет, и сердце его бешено стучало. Он наконец вернулся после трёх лет тяжёлой работы на лесозаготовках в далёком краю. Всё это время он жил мечтой — вернуться домой, обнять мать, повидать сестру Татьяну, подарить им гостинцы. В рюкзаке лежали вещи, купленные специально для них, а в кармане он прятал коробочку с кольцом для Ирины, девушки, ради которой готов был свернуть горы.

Он ступил на перрон, жадно вглядываясь в знакомый силуэт станции. Но неожиданно услышал хрипловатый голос:

— Максим? Это ты?

Он обернулся и увидел Николая Петровича, соседа. Старик заметно постарел, в глазах была усталость.

— Николай Петрович! — радостно воскликнул Максим. — Как там мама? Наверное, пирогов напекла, ждёт сына?

Но выражение лица старика стало мрачным.

— Максим… тебе что, никто не писал?

Тревога защемила в груди.

— О чём? — выдавил он.

— Матери твоей не стало два года назад. Сердце не выдержало. А Татьяна… — Николай тяжело вздохнул. — Она совсем опустилась. Дочь свою бросила одну в доме. Представь: зима, ребёнок три дня сидел один, пока стекло не разбила, плач её соседи услышали.

Мир пошатнулся под ногами Максима.

— Мама умерла? — одними губами спросил он.

— Да, похоронили её на кладбище. А сестра твоя… муж её сбежал, не вынес постоянных скандалов. Она запила так, что даже пьяницы в селе стороной обходили. Стала жалким подобием человека.

Максим стоял, не в силах поверить в услышанное.

— А где Катя?

— В интернате, — грустно ответил Николай. — Родных у неё больше не осталось. Мы-то думали, что и ты пропал.

— А Татьяна? — с горечью спросил Максим.

— Да Бог её знает! — махнул рукой старик. — Видели недавно у вокзала. Опухшая, грязная, просила милостыню. Позор. Мать в гробу переворачивается.


Дом встретил Максима тишиной и запустением: окна заколочены, двор зарос бурьяном. Николай с женой Зинаидой приютили его у себя и за ужином поведали все подробности.

— Твоя мама до конца верила, что ты вернёшься, — рассказывала Зинаида, ставя перед ним тарелку с супом. — Повторяла одно: «Максим придёт — и всё наладится». А Татьяна только и делала, что пропивала последние деньги.

— Мы пытались её образумить, — вставил Николай. — Но она огрызалась, всех обзывала. Даже на соседских детей с кулаками бросалась.

— Муж её Виктор долго терпел, а потом ушёл к другой, — добавила Зинаида. — Говорил, что с пьяницей жить — всё равно что в могилу ложиться.

Максим сжал кулаки, с трудом сдерживая ярость.

— А что с Катей после того случая?

— Бедная девочка три дня сидела одна, — Зинаида вытерла слёзы. — Когда её спасли, она была как дикий зверёк. Всё твердила: «А дядя Макс придёт? Он же обещал…»

Максим с трудом сдерживал слёзы.

— Татьяна твоя хуже чудовища, — не выдержал Николай. — Какая мать может так поступить? Даже животные детей своих берегут.


На следующий день Максим поехал в город. В магазине игрушек он выбирал подарок для племянницы.

— Для дочки берёте? — спросила продавщица, наблюдая за его тщательным выбором.

— Для племянницы. Для Кати, — голос Максима смягчился. — Ей семь лет. Она мечтает о кукле с длинными волосами и о домике для неё.

Девушка улыбнулась:

— Вы говорите о ней так тепло, будто это ваша дочь.

— Она мне как родная, — признался он. — Единственное, что осталось от семьи. Такая умница: в пять лет уже читала, рисовала. Смеётся так, что весь двор оживал.

— Я Елена, — представилась продавщица. — Таких дядей, как вы, редко встретишь.

— Максим, — пожал он ей руку. — Но разве это странно — любить родную племянницу?

— В наше время многие родителей-то бросают, — вздохнула Елена. — А вы… таких людей в Красную книгу заносить надо.


В интернате Катя сначала пряталась за спину воспитательницы, но, узнав дядю, с криком радости бросилась к нему.

— Дядя Макс! Я знала, что ты вернёшься!

Она крепко обняла его, и в её голосе звучала неподдельная радость.

— Конечно вернулся, солнышко, — сказал он. — Но как ты тут живёшь?

— Плохо, дядя. Старшие отбирают сладости, мальчишки дерутся, ночами страшно. Забери меня, пожалуйста!

— Обязательно заберу. Только нужно оформить документы.

Но директор интерната, сухая и строгая женщина, сразу охладила его пыл:

— Одинокому мужчине опекунство не оформят. У вас должна быть работа и жена. Закон таков.

— Но я родной дядя! У меня есть деньги, я смогу обеспечить племянницу!

— Денег мало, — холодно ответила она. — Нужны справки и семья. Найдите работу, женитесь — тогда посмотрим.

Максим почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Порядочной женщине? — горько усмехнулся он. — А я, значит, непорядочный?

— Мужчина без семьи и без стабильной работы — плохой кандидат в опекуны, — холодно заключила директор интерната. — Девочке необходимы гарантии и надёжность, а не дядя-сказочник с красивыми обещаниями.


В переполненном автобусе Максим неожиданно заметил знакомое лицо — это была Елена, продавщица из магазина игрушек.

— Вы в наших краях? — удивился он.

— К бабушке еду, в соседнюю деревню Берёзовка, — ответила девушка. — А как дела с вашей племянницей?

Максим вдруг поймал себя на том, что хочет рассказать всё. О трёх годах, проведённых на тяжёлых заработках, о планах на счастливое будущее и о том, как вернулся в пустоту. Елена слушала внимательно, не перебивая, лишь время от времени качала головой.

— Какая несправедливость, — вздохнула она. — Девочке ведь нужна семья, а чиновникам подавай лишь бумаги и подписи.

— Но что делать мне? — спросил Максим. — Катя там пропадает, а я бессилен.

— А как же ваша невеста? Вы ведь говорили о кольце?

— Ирина… — Максим горько усмехнулся. — Нужно поговорить. Она ждала, а я даже не позвонил.


Ирина стояла у подъезда с детской коляской. Увидев Максима, она побелела.

— Макс? Живой?..

— Как видишь, — кивнул он в сторону коляски. — У тебя, смотрю, тоже перемены.

— Прости меня, — прошептала она, опустив глаза. — Я думала, ты не вернёшься. Все уверяли, что на лесоповале люди пропадают без следа…

— И ты решила не ждать, — спокойно добавил Максим. — Я же обещал: три года — и я дома.

— Но прошло больше трёх! Ни письма, ни звонка!

— Потому что работал без сна и отдыха, копил на свадьбу и на наш дом, — тихо ответил он.

Ирина отвела взгляд.

— А отец ребёнка? — Максим кивнул на коляску.

— Его нет, — коротко отрезала она.

Максим долго смотрел на женщину, которую когда-то считал своей единственной.

— Живи, как знаешь. Не ищи оправданий. — Он сжал в кармане коробочку с кольцом. — Пусть у тебя будет счастье. Настоящее.

— А ты? Что теперь будешь делать?

— У меня есть Катя. Этого достаточно.


На следующий день Максим устроился грузчиком в местный магазин. Работа оказалась тяжёлой, но официальной и надёжной.

— Опоздания не прощаю, пьянку — тоже, — сразу предупредил директор.

— Мне именно это и нужно, — кивнул Максим. — Главное — официальное трудоустройство. Я хочу оформить опекунство над племянницей.

— За такое уважение, — похвалил директор. — Редкость нынче.

Через несколько дней Максим снова нашёл Елену в магазине игрушек.

— У меня есть к вам серьёзное предложение, — начал он.

— Слушаю, — удивлённо ответила она.

— Выйдите за меня замуж.

Елена растерялась.

— Простите?..

— Фиктивный брак. Всего на полгода. Я заплачу двести тысяч гривен. Как только получу опекунство над Катей — сразу развод. Клянусь, даже пальцем вас не трону.

Елена села на стул, ошарашенная.

— Ради девочки?

— Да. Иначе её просто погубят. Эти чиновники требуют жену — я ищу выход.

Она задумалась. Триста тысяч за полгода — серьёзная сумма. Она давно жила одна, расставшись с парнем, и такие деньги не валялись на дороге.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Но мы составим договор. Честный, официальный.

— Разумеется, — подтвердил Максим. — Я держу слово.


Спустя два месяца бесконечной волокиты Катя впервые переступила порог родного дома. Елена переехала к ним, изображая жену перед комиссиями, но поселилась в отдельной комнате.

— Тётя Лена, а что значит «фиктивный брак»? — спросила Катя за завтраком.

— Откуда такие слова? — удивилась Елена.

— Соседка тётя Галя сказала: «Вот, фиктивный брак придумал».

Максим чуть не подавился кашей.

— У тёти Гали богатое воображение, — ответила Елена. — Фиктивный — значит «понарошку».

— А вы понарошку папу любите?

— Катя! — строго прервал Максим.

— Ничего страшного, — мягко сказала Елена. — Иногда люди начинают играть, а заканчивают по-настоящему.

— Значит, вы уже любите его?

— Катюша! — ещё жёстче повторил Максим.

Елена лишь улыбнулась:

— Твой папа хороший человек. И ты чудесная девочка. Такую семью невозможно не полюбить.


Каждый вечер Катя спрашивала:

— Тётя Лена, а вы правда уйдёте?

— Мы договорились с твоим папой, — отвечала Елена, но в её глазах таилась грусть.

— А если я попрошу вас остаться?

— Взрослые не всегда могут делать то, чего хотят, — объясняла она.

— Глупый договор! Я бы его разорвала!

Елена лишь вздыхала.


Полгода пролетели быстро. В день, когда Елена собирала вещи, Катя плакала, обхватив её за шею.

— Не отпущу! Останьтесь!

— Солнышко, мы ведь договаривались, — мягко повторял Максим, хотя сам едва сдерживался.

— Дядя Макс — трус! — выкрикнула девочка. — Настоящий трус!

— Катя! — строго окликнул он.

— Он бы не отпустил маму, если бы любил! — рыдая, прошептала малышка. — Он боится сказать правду!

Максим застыл, не зная, что ответить.

— Катюша, твой папа порядочный человек, — тихо сказала Елена. — Он держит слово.

— А я хочу, чтобы он был смелым! И признался вам, что любит!

Елена отвела взгляд, не находя слов.


Через день она уехала к матери в соседнюю деревню. И дом будто опустел. В нём стало тихо и пусто, словно ушло что-то большее, чем просто гостья.

— Дядя Макс, а когда тётя Лена вернётся? — почти ежедневно спрашивала Катя.

— Не знаю, малышка, — отвечал он уклончиво.

— А ты её любишь?

Максим застыл с ложкой, не донёс её до рта.

— Почему тебе это интересно?

— Потому что ты всё время грустишь, как и я, — рассудительно пояснила семилетняя девочка. — И тётя Лена тоже была печальная. Я заметила, что она плакала, когда думала, что её никто не видит.

— Ты это видела?

— Ага. И ещё она твои рубашки гладила дольше всего. Всегда старалась приготовить именно твои любимые котлеты. И когда смотрела на тебя — глаза у неё были особенные.

— Особенные? Какие?

— Такие же, как у принцессы в мультике, когда она глядит на своего принца, — мягкие и блестящие.


Прошло ещё два месяца, и Катя не унималась:

— Дядя Макс, а ты случайно не трус?

— С чего бы это?

— Потому что трусы не умеют говорить о любви. Так в мультике было.

— Катя…

— И ещё трусы придумывают всякие нелепые причины, чтобы не делать то, чего хотят.

— Это не глупости, это принципы, — возразил он.

— Принципы — это когда правильно поступаешь. А у тебя неправильно получается: тётя Лена плачет, ты сам ходишь мрачный, а я несчастная. Где тут «правильно»?

— Но я дал слово…

— Дурацкое слово! — топнула она ножкой. — Завтра возьмёшь цветы и пойдёшь к тёте Лене. Скажешь, что любишь её.

— А если она откажет?

— Не откажет, — уверенно произнесла Катя. — Она тоже тебя любит. Женщины всё чувствуют.

— И откуда у тебя такая мудрость?

— По телевизору подсмотрела. И ещё бабушка говорила: если женщина варит мужчине борщ полгода подряд, значит, точно любит.

— Борщ?

— Конечно! Лена же тебе борщ готовила. И компот клубничный, хотя клубнику терпеть не может.


На следующий день Максим с букетом стоял у дома матери Елены. Дверь открыла сама девушка.

— Максим? Что-то с Катей?

— С Катей всё хорошо. Она дома книжку читает и ждёт… хороших вестей.

— Каких ещё вестей?

— Елена… — он протянул ей цветы. — Выходи за меня замуж.

— Но ведь мы уже «развелись», — растерялась она.

— В этот раз по-настоящему. Если согласишься.

— А как же наш договор?..

— К чёрту договор! — неожиданно резко сказал он. — Катя права: я трус. Полгода прятался за бумажками, вместо того чтобы признаться в главном.

— В чём именно?

— В том, что люблю тебя с первой нашей встречи. В том, что без тебя дом пуст и холоден. И в том, что Катя абсолютно права: мы все несчастны без тебя.

Елена молчала так долго, что Максим уже почти собрался уходить.

— Я думала, ты никогда не осмелишься, — наконец тихо сказала она. — А я боялась признаться первой.

— Значит… согласна?

— Конечно, согласна, глупый. Я ведь ждала этого целых полгода. Договоры ведь можно менять, если меняются сами люди.

— Думаешь, мы изменились?

— А ты как думал? Разве я просто так согласилась играть твою жену? Ты мне понравился сразу — упорный, мрачноватый, но настоящий. Да и Катя — чудо.


Когда они вернулись домой, Катя встретила их с победным видом:

— Я же говорила! Теперь у меня будет мама и папа по-настоящему!

— А откуда ты знала, что всё получится? — спросил Максим.

— Потому что я умная! — гордо ответила девочка. — И ещё я слышала, как тётя Лена маме своей по телефону сказала: «Мама, я влюбилась в этого упрямого медведя. Что же мне делать?»

— Подслушивала? — строго прищурилась Елена.

— Случайно! Я просто стояла у двери и слушала. Это не одно и то же!

— Конечно, не одно и то же, — рассмеялся Максим. — Ты у нас дипломат растёшь.

— А дипломат — это кто?

— Это тот, кто умеет находить выход даже из сложных ситуаций, — пояснила Елена.

— Значит, я точно дипломат! Ведь я вас поженила!


Прошёл год. Живот у Елены уже заметно округлился, а Катя подготовила целый список имён для будущего малыша.

— Слушайте внимательно, — торжественно объявила она. — Если родится мальчик, предлагаю: Максим Второй, Богатырь или Умник. Если девочка — Елена Вторая, Красавица или Принцесса.

— Принцесса? — удивилась Елена. — Но это же не имя.

— А почему нет? Все сразу будут знать, какая она!

— А что скажут в школе?

— Скажут: «Смотрите, идёт Принцесса!» И будут завидовать.

— Логика у тебя железная, — улыбнулся Максим. — Но, может, всё-таки выберем что-то более традиционное?

— Ты же обещал, что я тоже буду участвовать! — возмутилась Катя.

— Участвовать — да, — кивнул он. — Но окончательное слово за родителями.

— Тогда предлагаю компромисс, — серьёзно заявила девочка. — В паспорте пусть будет обычное имя, а дома я буду звать её Принцессой или Богатырём.

— Договорились, дипломат наш, — засмеялась Елена.


Максим и Елена лишь улыбались, глядя на исписанные Катины листочки. Семья, начавшаяся как формальная сделка, стала самой настоящей историей любви.

— Знаешь, что самое удивительное? — сказала Елена, листая детские каракули.

— Что?

— Мы думали, что обманываем систему, а оказалось, что обманули самих себя. Считали, что играем роли, а на деле учились быть семьёй.

— Хорошо, что у нас есть такой мудрый наставник, — кивнул Максим на Катю, которая увлечённо рисовала портрет братика или сестрички.

— Тётя Лена, вы теперь никогда не уедете? — вдруг спросила девочка, не отрываясь от рисунка.

— Никуда, солнышко. И я уже не тётя Лена. Я — мама. А мамы своих детей не бросают.

— А папа не передумает?

— Упрямство у вашего папы такое, что он от решений не отступает, — улыбнулась Елена.

— Это хорошо или плохо?

— В нашем случае — очень хорошо, — сказал Максим. — Потому что я решил любить вас всегда. И этому решению измены не будет.

Катя счастливо кивнула и вернулась к рисунку. На листе появлялась семья: папа, мама, она сама и малыш в коляске. Над ними сияло солнце, а внизу детской рукой было выведено: «Наша настоящая семья».

Оцените статью