Жена решила проучить мужа и оставила его одного с гостями

Иван стоял у плиты, медленно размешивая борщ, запах которого всё никак не становился «тем самым» – таким, как у Светланы. Вроде бы всё делал по её рецепту, а результат выходил без души.


За окном с глухим хлопком захлопнулась дверца машины — это приехали гости. Тётя Марина, неизменная носительница «драгоценных» советов, и дядя Гена, чей аппетит можно было сравнить разве что с голодным медведем после зимней спячки.

Светлана ушла из дома ещё час назад. На кухонном столе она оставила записку, написанную с такой силой, что шариковая ручка едва не пробила лист: «Не могу больше. Вернусь поздно. Не звони».

Иван тяжело вздохнул, сжал бумажку и сунул в карман. Гостей нужно было встречать.

— Иванушка, милый! — воскликнула тётя Марина, буквально влетев в прихожую в шелестящем платье и удушающе сладких духах. Она обняла племянника и чмокнула в щеку. — А где Светочка? Почему не вышла встретить? Не заболела?

Она уже оглядывала коридор в поисках своей не слишком любимой невестки. Иван на секунду замешкался, потом быстро ответил:

— Светлану срочно вызвали на работу. Завал, проект срочный, — соврал он, даже не задумываясь.

Тем временем дядя Гена уже избавился от сандалий и с довольным видом потянул носом в сторону кухни:

— Борщец пахнет! Я только об этом и мечтал всю дорогу. Света успела хоть к столу что-нибудь поставить?

— Это я всё сам приготовил, — поспешно ответил Иван, ведя гостей на кухню. — Проходите, располагайтесь.

Они расселись, и привычная, но ныне особенно тягостная атмосфера окутала кухню. Тётя Марина, удобно устроившись, не теряя времени, начала свою обычную рецензию на обстановку:

— Новые, что ли, у вас занавески, Иванушка? — с прищуром оглядела окно. — Ну, цвет, конечно… смелый. Но такие маркие вещи на кухню — ну это ж смешно! Наверняка Светлана выбирала? У неё вкус, конечно, своеобразный, — голос её прозвучал с тенью насмешки.

— Это… я сам купил, — промямлил Иван, разливая борщ по тарелкам. Рука дрогнула, и несколько капель упали на светлую скатерть.

— Поаккуратней, родной! — всплеснула руками тётя Марина. — Скатерть-то светлая! Светочка ведь потом будет отстирывать — намучается. Хотя… — она сделала выразительную паузу, — думаю, ей это уже привычно?

Дядя Гена, уже во всю налегавший на борщ с толстым ломтем хлеба, только теперь поднял голову и спросил:

— А Светлана-то надолго на работе задержится, а? Или всё-таки присоединится?

— Она что, опять на своих вечных «повышениях квалификации»? Или, может, к подругам удрала? — с громким чмоканьем проговорил дядя Гена. — Борщец неплохой, Ваня, но лаврушки бы побольше, да и сметана пожирнее не помешала бы.

Иван почувствовал, как внутри закипает раздражение.

— Сметана в холодильнике. Возьмите сами, если надо, дядя Гена. Я же уже сказал — Свету срочно вызвали на работу, — ответил он сдержанно, стараясь не дать голосу задрожать.

— Всё работа да работа… — с притворным сочувствием выдохнула тётя Марина, отодвигая тарелку. — И где же это видно, чтобы хозяйка в такой момент отсутствовала? У вас гости, а она исчезла! Нехорошо, Иванушка. Ты бы как мужчина должен был навести порядок. Мы ведь не чужие вам люди, а чувствуем себя лишними.

С этими словами она прошлась по кухне оценивающим взглядом и остановилась у окна:

— А здесь-то пыль… Раньше Светлана вроде почище держала…

— Она занята. Очень, — глухо отозвался Иван, убирая посуду со стола.

Он ощущал себя одновременно и кухаркой, и прислугой, и защитником, уставшим от бесконечной обороны.

Вечер тянулся как жевательная резинка. Иван сновал между комнатами, подливая чай, подавая сладости, отвечая на бесконечный поток вопросов о здоровье малознакомых родственников, ценах на коммуналку и урожае свеклы. А тётя Марина не уставала раздавать советы, словно удобрение для картошки.

Имя Светланы то и дело звучало — в основном как негативный пример: и шторы не те, и ремонт странный, и карьеру свою она зачем-то выбрала вместо семьи.

— Ванечка, помнишь, как твоя мама, Царство ей Небесное, — заговорила тётя Марина, прихлёбывая уже третью чашку чая, — так вот она бы никогда не оставила тебя одного, тем более с гостями! Она бы день и ночь стряпала, бегала, хлопотала… Вот это я понимаю — женщина!

— Мама была прекрасной, — тихо кивнул Иван, ощущая, как сердце болезненно сжимается от воспоминаний.

Он посмотрел на улыбающиеся, сытые лица своих родственников и понял: он здесь как будто лишний.

Светланы не было рядом, но все стрелы и колкости летели именно в неё.

— А она вообще собирается ночевать дома сегодня? — не удержалась тётя Марина. — Ты уверен, Иван, что твоя жена действительно на работе?

— Абсолютно, — отрезал он, с трудом сдерживая раздражение.

Когда визитеры наконец начали собираться, тётя Марина, поправляя воротник пальто, снова обвела взглядом прихожую.

— Светлане привет передай, — с плохо скрытой насмешкой сказала она. — Жаль, не удалось её увидеть. Может, в другой раз?

— Обязательно, — равнодушно ответил Иван, открывая дверь.

— Спасибо за ужин, племяш! — уже из подъезда донёсся голос дяди Гены. — Борщ что надо, хоть и без лаврушки! Светланке скажи, чтоб у тебя рецепт спросила!

Его громкий смех эхом прокатился по лестнице. Захлопнулась дверь, и всё стихло.

Иван медленно прислонился к ней спиной, закрыл глаза. Внутри ощущалась пустота и усталость.

Он вдруг остро понял Светлану. От их визита гудела голова, ноги ломило от беготни.

Дом, наконец, погрузился в тишину. После часов разговоров, чавканья и звона посуды это молчание казалось почти болезненным.

Он вернулся на кухню. Там его встретила горка грязной посуды и борщевые пятна на скатерти.

Но больше всего перед глазами стояло лицо тёти Марины — язвительное, с ехидной улыбкой, и физиономия дяди Гены, бездумно глотающего еду.

Ощущение опустошённости сменилось отчётливым пониманием. Ему больше нечего было чувствовать к этим людям — ни вины, ни стыда, только отвращение.

В ту секунду Иван ясно осознал не только свою жену — он понял самого себя. Больше он не хочет этого. Ни их приездов, ни насмешек, ни этой фальшивой семейственности.

Решение пришло сразу. Никогда больше тётя Марина и дядя Гена не переступят порог этого дома. Ни борща, ни новых штор они не увидят. Он не должен ничего им.

Иван тяжело выдохнул — но этот выдох был освобождающим, лёгким.

Он повернулся к раковине. Впереди была уборка… и, вероятно, серьёзный разговор.

Светлана вернулась ближе к двум часам ночи. Улыбка на лице, в хорошем настроении. Осмотрелась, взглянула на мужа и мягко спросила:

— Ну как всё прошло?

— Только не начинай, — махнул рукой Иван. — Я всё понял. Больше никаких гостей, если ты не хочешь их видеть. Я раньше не замечал, насколько они едкие. Просто один сплошной яд, от начала до конца.

Светлана, не говоря ни слова, улыбнулась. В глубине души она поняла — её маленький эксперимент прошёл на ура.

Оцените статью