Злата вытерла лоб, с которого катился пот, и взглянула на солнце, стремительно скрывающееся за горизонтом. День выдался утомительным: работа, магазин, готовка, а потом — шесть соток на даче, где каждая грядка будто требовала отдельного подвига.
— Златочка, солнышко? — в телефоне зазвучал приторно-ласковый голос Татьяны Николаевны. — Вы на даче, да?
— Да, только приехали с Валерой, — ответила Злата, чувствуя, как мгновенно напряглась спина. Она предугадала, что сейчас последует.
— Вот и чудненько! А не польешь ли ты мои помидорчики? Такая жара стоит, бедные они у меня, совсем привяли. А я снова с ногой мучаюсь, до врача — только завтра…
Злата сжала глаза. Ещё месяц назад Татьяна Николаевна с почти театральным воодушевлением уговаривала её:
— Златочка, дорогая! У тебя же вон сколько земли простаивает! Отдай мне пару грядочек, крошечные буквально! Я всё сама, клянусь! Никаких забот тебе — всё для души, чисто зелень к столу…
Злата, поддавшись уговорам мужа Валерия («Ну не скучать же ей в городе, пусть побудет на свежем воздухе!»), не хотела конфликта и согласилась.
Выделила не самый плохой участок, и теперь на нём благополучно росли «Бычье сердце», огурцы, морковка — гордо названные «маминым огородом».
— Татьяна Николаевна, — осторожно начала Злата, — мы ведь условились: вы сами посадили, значит, сами и следите. Я и со своим участком едва справляюсь.
— Ну, Златочка, это же минутное дело — водой побрызгать! А я вон еле двигаюсь… А Валерий что, не поможет?
Злата тяжело вздохнула. Как всегда, в такие моменты Валерий волшебным образом исчезал — то мангал проверяет, то машину возится.
— Он занят. Хорошо, полью. Но последний раз, договорились?
— Конечно, конечно, ты же моя умничка! — зачастила Татьяна Николаевна, пока Злата не отключилась.
На следующий день, когда Злата ползала в клубничных рядах, снова зажужжал телефон.
— Златочка, я тут подумала… у меня, по-моему, тля на огурцах! Или это не тля, а просто листочки такие? Я в интернете читала…
— Татьяна Николаевна, — холодно ответила Злата, — я занята. Я на клубничной грядке, ваши не вижу.
— Ну, подойди хоть на минутку! Я же не сплю ночами, переживаю за урожай…
Злата скрипнула зубами, встала и направилась к «маминому уголку». Тли, разумеется, там и в помине не было.
— Всё в порядке. Листья чистые.
— Ой, спасибо, милая! А не посмотришь ли заодно, там в уголке сорняки полезли… Ну самую капельку…
Это была последняя капля.
— Татьяна Николаевна, — отчеканила Злата, — пропалывать я не буду. Мы договорились: это ваш участок, вы его выбрали, вы и ухаживайте. Я вчера полила, потому что было жарко. Но я не нанималась быть вашим садовником.
На том конце повисла пауза. Затем раздалось резкое покашливание.
— Как ты разговариваешь со мной, Злата? — голос стал колючим. — Я же мать твоего мужа! Я всего лишь попросила о помощи… Валерочка! Ты слышишь, как со мной твоя жена говорит?!
— Его нет! — выпалила Злата, но обернувшись, увидела Валерия.
Он стоял с угольными щипцами в руке, лицо его выдавало неловкость: он слышал всё.
— Мам, ну не начинай… — сказал он, взяв у жены телефон. — Злата права. Ты же знаешь, ей и так тяжело. Доктор же велел тебе беречь ногу…
— А, значит, я теперь обуза? — повысила голос мать. — Забирайте свои грядки! Умру с голоду в своей хрущобе — никого не побеспокою!
— Мам, ну хватит театра! — Валерий поморщился. — Никто тебя не гонит. Злата устала, вот и всё. Ладно, я сам полью. Договорились?
— Ты? — тон смягчился, но всё ещё дрожал от обиды. — Ну… хорошо. Только не забудь, а то всё там у меня засохнет.
Он попрощался и вернул трубку жене. Злата стояла, скрестив руки, глядя на мужа с каменным лицом.
— Валер, это не выход. Ты один раз польёшь — и всё. Завтра она скажет проверить помидоры, послезавтра — прополоть, потом — собрать урожай. Это не помощь, это перекладывание ответственности.
Валерий потёр переносицу, вздохнув.
— Я понимаю, Злат. Просто… если откажу — она всем начнёт жаловаться, скажет, что мы её с огорода выгнали, что ты ужасная невестка…
— Валера, — Злата подошла ближе. — Она взрослый человек. Хотела грядки — взяла, обещала ухаживать — не делает. Это не наша вина. Я не против помочь один раз, но быть на побегушках не буду. Либо ты ей скажешь это сейчас, либо я. Но тогда это будет совсем другой разговор.
Валерий долго молчал, глядя то на ухоженные грядки Златы, то на заросли в «мамином» углу. Затем достал телефон.
— Мам, — произнёс он уверенно, — нам надо серьёзно обсудить твой огород. Без обид. Всё идёт не по договору…
Что она ему ответила, Злата не услышала. Спустя минуту Валерий опустил руку с телефоном.
— Бросила трубку. Сказала, мол, ничего ей от нас больше не нужно. Ни помощи, ни грядок.
Злата ничего не сказала. В её взгляде отражалась не злость, а усталость. Валерий потер волосы рукой.
— Надо перезвонить, всё объяснить…
— Не надо. Она не хочет объяснений. Ей нужны уступки. Готов ли ты снова прогнуться?
Он замер, глядя в чёрный экран. Готов ли он к вечной игре в жертвенность?
Он перевёл взгляд на заросший огород матери. Символ несдержанного слова.
— Нет, — выдохнул Валерий. — Не готов. Ты права.
Прошла неделя.
Дача казалась тише обычного. Ни одного звонка от свекрови. Валерий проверял телефон чаще, чем хотелось бы признаться, но Злата спокойно работала в саду.
Она уже перекопала прежний «мамин уголок», вырвала оставшиеся овощи, засеяв участок сидератами.
— Посмотри, что принесли, — Валерий вышел на крыльцо с коробкой.
Внутри аккуратно, в газете, лежали огурцы и несколько маленьких томатов «Бычье сердце». На дне — записка:
«Валерий, Злата. Поскольку мои грядки для вас обуза, высылаю собранный урожай обратно. Делайте с ним что хотите. Т.Н.»
Без «дорогие мои», без намёка на тепло — только сухая констатация.
— Вот и «урожай», — усмехнулась Злата. — Символичная месть.
Валерий молчал. Ком вины сжался в груди.
— Я ей звонил. Не берёт. Тётя Люда сказала, мол, «её из семьи вытолкнули»…
— Значит, теперь — молчаливая обида, — Злата подняла коробку. — Что с этим делать будем?
— Выбросим, — коротко бросил Валерий. — Не хочу это есть.
— Нет, не надо выбрасывать, — спокойно сказала Злата. — Сделаю окрошку. А помидоры — в салат. А на бывшем огороде весной посадим подсолнухи. Или тыкву. Что-то светлое. И радостное.
Татьяна Николаевна больше не звонила. Но слухи от неё расходились через родню, как ядовитые плети.
Злата больше не злилась. Она просто вздохнула — и снова принялась за работу.
