Первый утренний луч пробился сквозь незакрытую штору и осветил лицо Екатерины.
Она поморщилась, но вовсе не из-за яркости — её разбудила привычная тяжесть в голове. Мелькали мысли: отвезти Пашу на работу, отвезти детей в школу и садик… и потом — Татьяна Максимовна.
Свекровь, чьи жалобы на «разваливающийся позвоночник» стали уже чем-то вроде ритуала. Хотя врачи уверяли, что для её возраста всё вполне в пределах нормы, и здоровье — завидное.
Екатерина спустилась на кухню, где Павел, торопясь, допивал кофе.
— Утро доброе, — пробурчал он, чмокнув жену в щеку. — Мама сегодня не звонила?
— Пока нет, — сдержанно ответила Екатерина, ставя чайник. — Но обязательно наберёт. Или «сердце прихватило», или «в магазин сходить некому».
— Ну она же пожилая… — Павел поправил галстук, стараясь не встречаться с её взглядом. — Ей тяжело. Тем более она намекала, что квартиру после себя нам оставит.
— Паша, мы живём в соседнем подъезде, а не за тридевять земель, как Олеся! — раздражённо бросила Екатерина. — Но быть круглосуточной сиделкой, швеёй, уборщицей и жилеткой — это уже перебор. И, к слову, её квартира мне ни к чему.
Она была истощена. Эти бесконечные просьбы, едкие замечания свекрови («Олесин борщ — как у мамы, не то, что твой…»), и молчаливое согласие мужа на всё это — накапливались в ней годами. Павел вздохнул:
— Я пошёл. Только без скандалов, ладно? Она ведь моя мать.
Катя кивнула. Отпуск, сорвавшийся из-за свекрови, всё ещё стоял перед глазами. И как по расписанию, через полчаса зазвонил телефон.
— Катенька, солнышко моё, ты не занята? — голос Татьяны Максимовны был приторно ласков. — У меня тут беда: кран опять течёт, боюсь, затопит. И в аптеку бы сходить — сердечное закончилось. И просто поговорить хочется. Скучно одной…
Екатерина стиснула кулаки. Вчера она уже вызывала сантехника. И лекарства у Татьяны Максимовны заканчивались пугающе регулярно.
— Простите, я сегодня очень занята. Дети, школа, уроки…
— Ох, Катюша, я ведь ненадолго! — в голосе зазвучала знакомая жалость. — Павлик-то на работе, Олесенька далеко… А ты — рядом. Да и самая у меня заботливая!
«Заботливая» — это значит «удобная», подумала Екатерина. Она снова пошла к свекрови, вызвала мастера (опять за свой счёт), купила лекарства, выслушала тирады о болезнях и неблагодарной Олесе. И даже сварила борщ.
Возвращаясь домой, она чувствовала себя как выжатый лимон. Вечером, когда дети уже спали, она положила перед Павлом лист бумаги.
— Это что? — спросил он устало.
— График моих посещений твоей мамы за месяц. И список дел — от замены лампочек до походов по врачам.
Павел бросил беглый взгляд, и лицо его потемнело.
— Я понимаю… Но всё же…
— Посмотри на реальность! — Катя больше не сдерживалась. — Олеся живёт в получасе езды. Она появляется раз в пару недель, с тортиком и цветами. А я каждый день. Я разрываюсь между всем — и тобой, и детьми, и работой, и твоей мамой! Когда Олеся возьмёт хоть часть забот на себя?
— Я с ней поговорю. Обещаю.
Прошла неделя.
Из разговора с Олесей результатов не вышло. Судя по кратким словам Павла — «она занята», «у неё свои дела» — изменений не предвиделось.
А Татьяна Максимовна стала требовать ещё больше. Кульминацией стала суббота.
Екатерина отказалась от прогулки с детьми, чтобы навестить свекровь — та жаловалась на боли в спине и невозможность выйти из дома.
Катя сделала покупки, приготовила обед, навела порядок. Уже на выходе, вся на нервах, она столкнулась в дверях с Олесей.
— Привет, мама! Катюша, ты тут? Супер! — бодро вошла золовка, бросив сумку. — Мам, ну как ты? Я волновалась!
Женщина, ещё минуту назад стонущая в кресле, расправилась и улыбнулась.
— Олесенька! Приехала! Вот и легче стало. А спина — так, пустяки. Главное, ты рядом.
Катя молча взяла сумку. Всё внутри кипело.
Олеся расположилась на диване, достала конфеты:
— Кать, ну ты чудо! Спасибо, что помогла. У меня с работы не вырваться — проект, цейтнот…
— Я помогала, пока в отпуске. А потом… — Екатерина неопределённо пожала плечами. — Ладно, мне пора. Дети.
— Да-да, беги, дорогая, — Татьяна Максимовна махнула рукой, уже не глядя на неё. — Ты у нас молодец. А теперь моя доченька будет со мной. Она и поможет. Ей и квартира достанется. У неё и время, и силы. Правда ведь, Олесенька?
Олеся замерла с конфетой в руках, побледнела:
— Мам… ну… я же… работаю…
Татьяна Максимовна, как ни в чём не бывало, потрепала её по руке:
— Работа — это дело житейское. А мать — одна. Вот и поговорим теперь по душам. А Катенька пусть отдыхает. Устала, видно.
Екатерина всё это молча выслушала. Она почувствовала не злость, а странное холодное спокойствие.
Она подошла к столу, взяла чашку, отнесла её на кухню. Вернулась и сказала спокойно:
— Вы правы. Заботиться должна дочь. Олесенька, поздравляю. Вот список: кран опять течёт, лекарства, квитанции. А ещё — «поговорить по душам». Хорошего вечера!
Олеся попыталась что-то сказать, но так ничего и не выговорила. Татьяна Максимовна растерянно хлопала глазами.
Катя надела куртку и ушла.
На улице она глубоко вдохнула. Было немного обидно, но — легко.
Олеся сдалась через неделю. Свекровь снова стала звонить Екатерине.
— А как же Олеся?
— Не справляется, у неё дела…
— Ну тогда пусть она и помогает, — отрезала Екатерина. — Кому квартира, того и забота.
Татьяна Максимовна обиделась и пожаловалась сыну:
— Твоя-то жена вон что удумала — за пару походов в аптеку квартиру требует! Да я лучше с голоду подохну, чем ей оставлю что-то!
— Но, мам, разве не справедливо?
— Ничего она не получит! У меня дочь есть! Ей и отдам!
После этого звонки от свекрови прекратились. Но жалобы Павлу продолжались: «Сижу одна, Олеся не приходит…»
