— Пока я ночами сижу у кровати нашей дочки, не смыкая глаз, ты спокойно спишь и развлекаешься с моей подругой?! Это, по-твоему, просто так, ничего не значит?! — в голосе Анны дрожала боль, обида и ярость.
Всё произошло резко — маленькая Лиза, которой не было ещё и года, вдруг стала вялой, началась высокая температура, рвота и сильное расстройство. Анна была в ужасе: ей двадцать три, за плечами мало опыта, и она понятия не имела, что делать в такой ситуации. А её муж, Саша, в этот момент беззаботно сидел за компьютером с банкой пива в руке и увлечённо играл в танки.
— Саш, Лизе плохо, подойди хоть посмотри на неё, — тихо позвала она, стараясь укачать плачущего ребёнка.
— Да чего ты паникуешь, может, зубы лезут, — бросил он, не отрывая взгляда от монитора. — Дай ей сироп, пройдёт.
Анна лишь устало вздохнула. Уговаривать его было бессмысленно. Когда стало понятно, что ребёнку хуже, что температура не сбивается, а глаза у Лизы становятся стеклянными, она сама вызвала скорую.
Бригада приехала быстро. Врач после осмотра сказал однозначно:
— Ротавирус. Срочная госпитализация.
— Саша, давай, одевайся, поедем вместе, — позвала она, пока фельдшер готовил ребёнка к транспортировке.
— У меня утром работа, — пробурчал он, не вставая с места. — Ты справишься, я же знаю.
Она окинула его взглядом: пиво, безмятежное лицо, яркое свечение монитора… Промолчала. Сказала лишь короткое «ладно» и побежала за машиной скорой. Сейчас важна была только Лиза. Его равнодушие могло подождать.
Их поместили в инфекционное отделение. Ночь пролетела, как в кошмаре: бесконечные капельницы, слёзы, плач, тревога. Анна держала дочку на руках, гладила по голове, молилась, чтобы боль ушла. Она не сомкнула глаз ни на минуту. Под утро ребёнок уснул.
Наступило утро. День её рождения.
Ровно в восемь утра раздался звонок. Это был Саша. На мгновение Анна почувствовала: может быть, он наконец проявит участие, скажет что-то тёплое, поддержит.
— Ну, с днюхой тебя, старушка! — раздался весёлый голос. — Как там вы? Ещё в больничке?
Сердце сжалось. «Старушка»? Ей всего 23. Она не спала всю ночь, сидит в палате с больной дочерью, а он шутит?!
— Саша, ты серьёзно сейчас? — голос её дрогнул. — У Лизы обезвоживание, она на капельнице. Я не сомкнула глаз.
— Ну не начинай, Ань. Врачей хватает, разберутся. А я просто позвонил поздравить. Что, шутки уже нельзя?
— Нельзя! — резко ответила она. — Нам здесь нечего есть, ни воды, ни еды. Ты хоть что-то привезёшь?
— Посмотрим. Мне сейчас некогда. Всё, я побежал. — Он повесил трубку. Ни слов поддержки, ни «держись», ни «люблю». Ничего. Только равнодушие.
Анна сидела с телефоном в руке и чувствовала, как внутри трещит что-то важное. Но она ещё не знала, насколько всё серьёзно.
Через пару часов позвонила свекровь — Тамара Ивановна. Анна всегда старалась быть с ней вежливой, хотя постоянные наставления и вмешательства раздражали. Сейчас же, в такой день, она надеялась на поддержку.
— С днём рождения, милая! Как вы? Лизочка жива-здорова? — бодро проговорила свекровь.
— Она под капельницей, Тамара Ивановна. Сильное обезвоживание. Я здесь одна. Саша не приехал.
— Ну вот опять ты начинаешь, — раздражённо вздохнула женщина. — Он мужчина, ему тяжело, он устаёт. Надо ему отдыхать давать. Ты же понимаешь.
— Отдыхать?! Он не работает! — не выдержала Анна. — Он играет в танки и даже не поинтересовался, как Лиза!
— Анечка, не сгущай. Все мужики такие. Мой тоже гулял, и ничего, прожили. А Сашка… он у нас непутёвый, да. Но ты же сильная, справишься. Если не получится — найдём тебе кого-то получше. Не волнуйся.
Анна замерла. Она даже телефон чуть не выронила. Ей только что предложили смириться. Смириться с безразличием, изменой, предательством.
— Тамара Ивановна, вы сейчас серьёзно? — с трудом выдавила я. — Вы всерьёз это предлагаете?..
— Ань, не наивничай, — хмыкнула она. — Так живут все. Мужики — они такие. Сходят налево, а женщины терпят. Потом, когда дети подрастут, и ты себе кого-нибудь найдёшь. Такова жизнь, привыкай.
Я молча отключила звонок. В груди стучало бешено, мысли путались. Неужели измены — это теперь в порядке вещей? Просто молча терпеть, пока тебя предают, и считать это «нормой»?
Дни в больнице тянулись, но Лизочке становилось легче. Нас перевели из реанимации в обычную палату, и я хоть чуть-чуть выдохнула. Однако чем больше я думала о Саше, тем сильнее понимала — я больше не знаю, кто он мне. Он почти перестал звонить. Раз в день, от силы, и то с недовольным голосом:
— Ну чё там, скоро вас выписывают?
Ни теплоты, ни заботы. И вдруг — сообщение от Кати, моей школьной подруги, почти сестры. Мы дружили много лет, она была у нас в гостях, играла с Лизой, помогала, когда могла. Я доверяла ей полностью.
«Ань, нужно поговорить. Это касается Саши», — написала она.
Сердце сразу сжалось. Я набрала её.
— Катя, что случилось? — спросила я, стараясь звучать спокойно.
— Я не знаю, как тебе сказать… — голос её дрогнул. — Пока ты с Лизой в больнице, Саша… он с Настей.
— С какой Настей?.. — переспросила я, уже догадываясь.
— С твоей. Я видела их вместе. У вас дома.
Земля будто ушла из-под ног. Настя — моя давняя знакомая, не лучшая подруга, но близкий человек. Часто приходила в гости, приносила игрушки для Лизы, болтала с нами… И вот так.
— Ты уверена? — я с трудом сдерживалась. — Может, просто показалось?
— Я видела, как они целовались. Прямо в квартире. Мне самой тяжело это говорить, но ты должна знать правду.
Я поблагодарила Катю, отключилась и осталась одна — с обжигающей болью, злостью, растерянностью. Предали все — и муж, и та, кого я считала своей.
Не думая, позвонила Саше:
— Объясни, что у тебя с Настей? — сразу перешла к делу.
Наступила тишина. Давящая, тягучая.
— Опять ты со своими заморочками… — буркнул он. — Я устаю, мне нужно отдыхать. Это всё ничего не значит.
— Ты это серьёзно?! — я почти кричала. — Ты спишь с моей подругой, пока я в больнице с дочкой! Это «ничего не значит»?!
— Не заводись. Все так живут. Ты сама виновата — всё с ребёнком да с ребёнком… А я что, не человек?
Я не выдержала. Разом отключила звонок. Слёзы брызнули из глаз, но я знала: сейчас главное — не упасть духом. Рядом была моя малышка, моя Лиза. Ради неё я должна была собраться.
Оставшиеся дни прошли как в тумане. Лизе становилось лучше, а я внутри собирала себя заново. Почему я терпела? Почему прощала? Почему позволяла свекрови говорить, что это «нормально»?
И как я не поняла, кто на самом деле такая Настя?
Я позвонила маме. Рассказала всё — без стеснения, без сглаживания.
Она выслушала, потом тихо, но твёрдо сказала:
— Аня, ты ещё молодая, красивая, с прекрасной дочкой. Не позволяй себя ломать. Ты достойна любви и уважения. Уходи от него. Немедленно.
— Но как?.. — шептала я. — Куда, на что жить?..
— Всё устроим. Я приеду, помогу с Лизой, ты займёшься документами, найдёшь работу. Снимешь жильё. Ты справишься. Я рядом.
И тогда я почувствовала — я не одна. У меня есть мама. Есть Лиза. Есть новая цель.
Когда нас выписали, я решила встретиться с Настей. Не для скандала — просто чтобы понять. Услышать. Убедиться.
Мы встретились в кафе. Настя сидела, будто сжавшись, в глазах — смесь вины и странной уверенности.
— Прости, — начала она. — Это случилось внезапно. Он говорил, что вы почти расстались, что ты его не любишь…
— Настя, — прервала я её холодно, — я лежала с ребёнком в больнице. А ты — спала с моим мужем. Это был не случай. Это был твой выбор.
Она опустила глаза. Ей нечего было сказать.
— Ты приходила к нам домой. Обнимала Лизу. А потом — это. Ты предала не только меня, ты предала ребёнка, которая тебе доверяла.
Я встала, оставив кофе, и ушла. После этой встречи мне не нужно было больше ничего слышать.
Прошло несколько месяцев. Я подала на развод. Саша пытался вернуться, умолял, говорил о «слабости». Но я знала — если мужчина предаёт дважды, он давно ушёл.
Мама помогла нам с Лизой. Я нашла работу. Мы сняли маленькую квартиру — уютную, тёплую, наполненную смехом и новой жизнью.
Тамара Ивановна пару раз звонила — я не брала трубку. Настя писала — я её заблокировала. Это не месть. Это защита. От тех, кто не умеет ценить.
Теперь я смотрю на Лизу — улыбающуюся, бегущую ко мне с криком «мама!» — и знаю: я иду правильной дорогой. Тот самый день рождения был самым трудным в жизни — и самым важным. Он положил начало новой истории. Моей истории. Где я — не жертва. Где я — женщина, которая встала и пошла дальше. Ради себя. И ради своей дочери.
