— Я так больше не могу. Я мечтал о сыне, а у нас уже третья дочь. Это не та жизнь, о которой я думал, — Сергей стоял на пороге с потёртой спортивной сумкой и ни разу не взглянул ей в глаза.
Ирина замерла, держа в руке ложку. На плите тихо кипела каша. Маленькая Машенька ползала по скрипучему деревянному полу, гоняясь за солнечными зайчиками.
— Серёжа… ну ты что… О чём ты говоришь? Посмотри на них, — голос её дрогнул, и в глазах блеснули слёзы.
Он не ответил. Просто развернулся и вышел. Дверь хлопнула так громко, что тишина в доме рассыпалась на осколки. Машенька всхлипнула, словно поняла, что что-то изменилось. Рыжий кот Бублик выгнулся, спрыгнул с окна и убежал в угол. Аня, старшая, застыла с тарелками в руках. В её детских глазах промелькнуло осознание взрослой беды.
— Мам, папа скоро вернётся? — Лиза, средняя дочка, потянула Ирину за халат, всё ещё не понимая, что произошло.
Ирина машинально поправила волосы, торопливо собранные в полотенце, и оглядела своих троих девочек. Они были всем, что у неё осталось.
— Давайте завтракать. Каша стынет, — произнесла она негромко.
В глубине души она надеялась, что он вернётся. Может, через день. Или через два. Но прошла неделя. А за ней — ещё одна. Соседи при встрече избегали её взгляда.
Надежда, соседка, всё чаще заглядывала к ним — то с пирогом, то с банкой варенья, а то и просто посидеть с детьми, пока Ирина заканчивала дела по хозяйству.
— Уму непостижимо! — ворчала Надя за вечерним чаем, когда девочки уже спали. — Мужиком себя считал, а сбежал, как мальчишка. От родных детей, от семьи!
Ирина молча смотрела в окно. Листья на клёне за забором начинали желтеть — осень подкралась почти незаметно. — Он в последнее время сильно изменился, — проговорила она. — Как будто Машеньку даже видеть не хотел. Всё твердил, что надо сына. Мол, три девочки — это перебор.
— И что теперь?
— Теперь мы справимся сами, — выпрямилась Ирина, и в голосе зазвучала стальная решимость.
Дни шли медленно, густо тянулись, как липкий мёд.
По ночам Ирина тихо плакала в подушку, стараясь, чтобы дети не слышали. А днём — работала без устали. Стирала, варила, пекла, убиралась. Детские выплаты едва хватало на самое необходимое.
Глаза резало от дыма, спину ломило от усталости, под ногтями оседала мука. Но каждое утро она вставала и снова делала всё, что нужно.
— Мам, а папа умер? — однажды тихо спросила Лиза, глядя на фото на комоде…
— Нет, милая. Папа просто ушёл.
— А почему?
— Потому что взрослые иногда поступают странно, — так хотелось выговорить правду, сказать, что их отец оказался слабым, но слова застряли в горле. — Иди, помоги Ане с посудой.
Октябрь принёс в старенький дом промозглую сырость и дождливые вечера.
Из окон тянуло холодом, Ирина затыкала щели тряпками, а девочки помогали ей, кто чем мог. Аня стала словно старше: чаще молчала, всегда была рядом — подхватывала Машеньку, если та начинала капризничать, укутывала Лизу, если та забывала одеяло.
— Мы справимся, мам, — сказала Аня, когда они вечером вместе чистили картошку.
— Конечно, моя хорошая, — Ирина поцеловала её в макушку, пахнущую печным дымом и яблоками.
Машенька начала вставать на ножки, цепляясь за мебель.
И вдруг, среди её лепета, прозвучало отчётливое «Аня».
Старшая дочь замерла с тарелкой в руках. Ирина неожиданно рассмеялась — звонко, с облегчением, как будто вновь вспомнила, что такое радость.
— Пора ставить тесто, — сказала она, закатывая рукава. — Завтра напеку плюшек, отнесу в лавку. Сказали, возьмут на продажу.
Аня молча подала ей мешок с мукой. Тимон, их чёрный кот, тёрся об ноги и мурлыкал, будто подбадривал.
Прошёл ещё год. Первый снег медленно ложился на землю. Сергей всё ещё не объявился — ни звонка, ни записки. Словно исчез.
— А он приедет на Новый год? — Лиза спросила тихо, обнимая своего потрёпанного зайца.
Ирина гладила её по волосам:
— Засыпай, солнышко. У нас своя дорога.
Она не была уверена, что справится. Но знала одно: её девочки не должны чувствовать себя забытыми.
Сергей так и не появился. Но теперь дом наполнился запахом сдобы и звонким смехом.
Девочки росли яркими, сильными. А Ирина становилась всё крепче, надёжнее.
Однажды вечером она вышла на крыльцо. Маша и Лиза возились с котёнком, а из окна лился тёплый свет.
Ирина вдохнула влажный вечерний воздух и улыбнулась.
Кто-то ушёл. Но тепло осталось.
— Подъём, сплюшка, а то в школу опоздаешь, — мягко потрясла она Аню за плечо. Февраль таял — второй без Сергея.
Аня вскочила, протирая глаза.
— Снег шёл ночью?
— Да, сугробы выше колена.
За два года у Ирины появились морщинки и натруженные руки.
Она научилась быстро растапливать печь, штопать одежду, верить в лучшее.
— Мам, у Кольки новый телефон! А мне когда? — Лиза вбежала, размахивая ложкой.
— Обязательно купим, как только я продам пироги к празднику.
На кухне запахло выпечкой. Тимон спал на подоконнике, а Бублик гонялся за Машкой.
— Мы сильные! — закричала Маша, балансируя кубиком.
Эту фразу Ирина произнесла как-то в трудный вечер, и она стала их семейным девизом.
— И нас не сломать, — с гордостью подтвердила Ирина.
После того как ушёл Сергей, деревня будто раскрылась навстречу.
Кто-то приносил варенье, кто-то одежду. Надя стала почти родной — каждый день заходила, помогала.
— Ты уже совсем не та, что была при муже, — сказала она, наблюдая, как Ирина ловко месит тесто. — Ты расцвела.
— Да какое там… чертополох я.
Но вечером, взглянув в зеркало, Ирина впервые увидела — прямая спина, спокойный взгляд. Она изменилась.
Из школы пришло сообщение: у Ани проблемы. Ирина, оставив всё, побежала.
— Подралась с мальчиком, — учительница была строга. — Он сказал, что отец бросил их, потому что они никому не нужны.
— И что сделала Аня?
— Разбила ему нос.
Дома Ирина обняла дочь.
— Драться нельзя.
— А как иначе, мама? Все шепчутся, жалеют.
— Не обращай внимания. Мы знаем, кто мы.
Весна пришла внезапно.
У крыльца показались первые тюльпаны — те самые, что когда-то сажал Сергей.
Ирине дважды хотелось их выдернуть, но она не смогла. Цветы не виноваты.
Там, где раньше стояли его вещи, теперь стояла швейная машинка — Валя одолжила.
С девочками они пекли имбирные пряники — заказывали даже из райцентра.
— Мам, я похожа на папу? — Лиза вертелась перед зеркалом.
— Глаза — его. Но ты не такая. Ты — надёжная. Ты не из тех, кто бросает.
Слёз у Ирины больше не было. Она не ждала шагов за дверью.
Деньги теперь уходили не на мужа, а на учебники и ботинки.
— Если бы я была мальчиком, он остался бы? — спросила Лиза за ужином.
— Он ушёл не из-за тебя. Просто он слаб. А мы — сильные.
Надя принесла письмо. От Сергея. Первое за два года.
Ирина долго держала его в руках, потом спрятала, так и не прочитав.
— Не хочешь знать, что он написал?
— Нет. Мы другие теперь. Если захочет увидеть дочерей — пусть приедет.
Она взяла старую фотографию, где они втроём — до рождения Машеньки.
Осторожно вырезала себя с детьми, вставила в новую рамку.
— Мы справились, — прошептала она над спящими дочками.
— Мам, я поступила! — Аня не сдерживала слёз. — Меня взяли в педагогический!
Десять лет пролетели, как одно мгновение.
Машенька резвилась во дворе, Лиза пекла пироги, а Аня собиралась покорять город.
Ирина прижала письмо о зачислении к груди.
— Ты это заслужила, — сказала она, обняв повзрослевшую дочь. — Всё сделала правильно.
В саду цвели тюльпаны. На веранде стоял новый стол, собранный Петровичем.
Бублик дремал на солнце, а Тимон оставил после себя котят — теперь у Нади.
Дом обновился: светлые обои, чистый пол, рисунки Маши, грамоты Ани.
— А я сделала открытку, — Маша вручила лист. — «Лучшая семья в мире».
— Абсолютно верно, — Аня обняла сестру. — Так и есть.
Поздно вечером, когда малыши уснули, Ирина с Аней сидели на крыльце.
— Страшно? — спросила Ирина.
— Немного, — кивнула Аня. — А вдруг не справлюсь?
— Справишься. Ты сильная. Мы все такие.
— Хочу быть как ты, мама. Только немного мягче.
Ирина рассмеялась сквозь слёзы:
— Мягкости нам и правда не помешает.
Деревня засыпала. В окнах гасли огни.
— Как думаешь, где он теперь? — спросила Аня об отце.
— Не знаю. То письмо я сожгла.
— И правильно, — сказала Аня. — Оно нам не нужно.
Утром Надя принесла булочки и новость — видели Сергея в соседней деревне. Искал кого-то.
— Что будешь делать, если придёт?
— Выслушаю. Покажу, как мы живём.
— А девочки?
— Он им отец. Пусть сами решают.
Но он не пришёл. Возможно, не решился. А, может, просто уехал.
Пришло время отъезда. Аня собрала сумку, автобус должен был прийти в полдень.
Лиза помогала укладывать вещи, стараясь не плакать.
— Приезжай каждое воскресенье! Обещай!
— Обещаю, малышка, — Аня поцеловала её.
На остановке было тихо. Ирина старалась держаться, но глаза блестели.
— Позвони, как доедешь. И не экономь на еде.
Аня крепко обняла её. Автобус увёз её в новую жизнь, но корни остались — в этом доме, в мамином сердце, в смехе сестёр.
Ирина стояла, пока автобус не скрылся за поворотом.
Лиза прижалась к ней:
— Прорвёмся, мам.
— А куда нам, родная, деваться…
