Николай стоял у раковины и мыл посуду. Терпел три дня, но сегодня сдался — ни одной чистой чашки, ни тарелки не осталось. Вернувшись с работы, даже не снял куртку, только фартук накинул и принялся оттирать грязную посуду. Мысли уже крутились вокруг того, чтобы сварить хоть какую-то похлёбку, потому что он уже забыл, как борщ на вкус.
На тарелках всё присохло, как цементом залито — без замачивания не обойтись. А чашек с засохшим кофе — штук десять. Неужели так сложно сполоснуть за собой одну? От бессилия и голода в горле стоял тугой узел. В холодильнике — только свет и забытие. И вдруг Николай будто услышал аромат свежей выпечки — тех самых пирожков Светланы. Их дом всегда был наполнен запахом корицы и ванили, потому что жена обожала печь. Стоило ей переступить порог, как уже гудел миксер, а духовка дышала теплом. Печенье, рулеты, булочки… Всё с её лёгкой руки.
Но это — Николай сегодня вспоминает с теплом. А тогда, когда всё ещё было, он видел в этом совсем не прелесть. Казалось, что Светлана, кроме кухни и детей, ничего в жизни не замечает. Всё у неё — то бельё стирает, то ковры чистит, то окна драит. А как наступает лето — и до самой осени кухня превращается в консервную фабрику. Банки, крышки, стерилизация — Николай только и успевал их в подвал уносить.
В один из таких вечеров он пришёл уставший, зашёл на кухню. Как обычно, там варилось, пеклось, парилось, а Светлана, устроившись на краю стола, — у неё была такая привычка — чистила яблоки и смотрела какой-то концерт по телевизору. Не сказав даже «привет», он произнёс удивительно спокойно:
— Я ухожу от тебя.
Она вздрогнула, но не обернулась.
— У меня другая, — пояснил он. — Я влюблён. Не могу больше врать тебе.
Светлана положила нож, медленно повернулась к нему, и, глядя на него с покрасневшим от пара и новости лицом, сказала негромко:
— Возьми рулет. Мы всё равно не съедим столько.
Он, конечно, не взял. Хотя тот рулет — с маком и грецкими орехами — был его любимым. Он только собрал самые нужные вещи и ушёл. К той самой, что была полной противоположностью Светлане.
Она не надевала джинсы — только мини-платья и юбки. Не признавала кроссовки, только туфли на каблуках. Если она говорила, что идёт в салон, это звучало как деловая встреча. Мир обязан был подождать. Светлана же никогда не была в салоне, не шлялась по торговым центрам. Если нужно было что-то купить — писала список, шла, покупала, возвращалась.
Она не листала глянец, не сидела с чашкой кофе, не окрашивала волосы и не знала, что такое фитнес. Но всегда была красивой. Стройной. Ухоженной. В своих обтягивающих джинсах, в короткой кофточке, с заплетённой в «колосок» косой — она выглядела, как старшеклассница.
Николаю казалось, что ему не хватает рядом настоящей, яркой женщины. Именно поэтому он ушёл к Ольге. Теперь сам ежедневно возится с глажкой рубашек, стоит у плиты, перемывает горы посуды. А ночью всё чаще ему снятся пироги Светланы, румяные ватрушки и её фирменные рулеты с маком. Эти сны пахнут выпечкой, пропитаны ванильным ароматом и пронзены её лёгким, звенящим смехом…
Закончив разбираться на кухне, Николай медленно направился в комнату. Там, раскинувшись на диване, лежала Ольга. В ботильонах, грациозно устроившись на локте, она листала глянцевый журнал. На журнальном столике рядом стояли три кружки с остатками кофе — добавка к сегодняшнему «беспорядку».
— Ну ты у меня молодчинка, заюшка! — захлопала ресницами Оля, потянув к нему руки. — Что бы я без тебя делала, а? Я вот только что от маникюра, еле живая! Посмотри, как красиво сделали — будто родные ногти! Иди ко мне, мой котик, обниму…
Николай почувствовал приступ тошноты. «Наверное, просто есть хочется», — подумал он, отвернулся и молча направился на кухню. Взял картошку и начал её чистить.
