— Ты стал совсем другим, Олег, — его голос раздался за моей спиной, пока я укачивала малыша.
— А что ты ожидал? — ответила я, не поворачиваясь. — Женщина после рождения ребёнка всегда изменяется.
Сыну было всего две недели. Я вернулась из роддома, измотанная, с кругами под глазами и переполненная новыми, незнакомыми чувствами — страхом, любовью, нежностью.
— Не только это, — Олег подошёл ближе, но не дотянулся до меня. — Ты как будто в другом мире живёшь. Только ребёнок, ребёнок, ребёнок…
— Он наш сын, Олег! Как это может быть иначе?
Малыш зашевелился, и я начала качать его сильнее. Олег отступил, как будто испугавшись этого маленького существа.
— Ты меня не спрашивала, — его слова вырвались сквозь зубы.
— О чём? — я обернулась, пытаясь понять, что происходит.
— Хочу ли я вообще ребёнка. Ты всё решила за нас обоих.
Внутри что-то оборвалось. Мы с Олегом планировали этого малыша. Вместе выбирали имя, обустраивали детскую. Он держал меня за руку, когда мы впервые услышали его сердцебиение.
— Ты серьёзно? Мы три года мечтали о ребёнке! — моя рука непроизвольно сжалась на пеленке.
Олег молчал, отворачиваясь. Потом сел, провёл рукой по лицу, будто стирая что-то ненужное.
— Не понимаю тебя. Совсем, — едва выговорила я.
Квартира вдруг показалась мне тесной. Ещё вчера здесь царила надежда, а сегодня — отчуждение. Запах детской присыпки и предательства — странный, незнакомый коктейль.
— Мне душно здесь, — Олег встал, хрустнув суставами. — Семейные оковы — не для меня.
— Душно? — я уложила сына в кроватку и поправила одеяльце. — Мы ведь так долго мечтали об этом, планировали…
Он подошёл к окну, зажглись фонари, по стеклам поползли тени. Я помнила, как ещё месяц назад он целовал мой живот, шептал обещания. Хотелось прикоснуться к его плечу, может, это вернёт его в реальность?
— Всё решено, — Олег обернулся, его глаза полыхали ледяной решимостью. — Отцовство — это не для меня. Забирай ребёнка и уходи. Квартиру оставлю себе.
Мой мир на мгновение остановился. Я ждала, что это всего лишь жестокая шутка, но его лицо оставалось непоколебимым.
— Ты серьёзно? — выдохнула я. — У нас сын, Олег. Кровь от крови.
— Это твой выбор, не мой, — он достал из кармана лист бумаги. — Документы на развод. Подпишешь — и разойдёмся мирно.
Утром я позвонила родителям. Отец приехал через час с небольшим грузовиком.
— Мы справимся, родная, — я поцеловала его в лоб, прикрывая дверь. — С тобой — хоть на край света.
Тяжесть захлопнувшейся двери отозвалась чем-то неожиданным. Там, где только что была пустота, теперь пробивалась сила.
Я смотрела на лицо сына, чувствовала его хрупкость, наполняющую меня решимостью. Этот парадокс материнства — крошечное существо даёт невероятную силу.
Дом родителей встретил нас без вопросов. Запах свежего хлеба, вязаные пледы на стульях, скрип деревянных половиц.
Мама вытирала слёзы украдкой, отец молча обнимал меня за плечи — и не нужно было слов.
— Он будет платить алименты? — спросила мама, укачивая Кирилла.
— Минимальные, — я смотрела в окно на яблоневый сад. — Просто чтобы в документах всё было.
— Проживём, — отец крепче обнял меня. — Не первые и не последние.
Бессонные ночи сменялись хлопотливыми днями.
Отец чинил забор, мама учила меня печь хлеб и работать в огороде.
Я училась жить заново — с малышом на руках, с заботами, с надеждой.
Первые шаги Кирилл сделал по старым доскам веранды, первые слова произнёс у печки, где бабушка разжигала огонь.
Боль стихала, превращаясь в пережитое прошлое.
Прошло семь лет. Кирилл вырос светлым и добрым мальчиком. Он помогал бабушке поливать грядки, дедушке колоть дрова, гонял с деревенскими мальчишками по полям, возвращался с царапинами и сияющими глазами.
Вечерами он учился читать, сидя на печке с книжкой, пока за окном падал снег.
Звал собаку Жуликом, таскал картошку из погреба, устраивал перепалки в сарае — обычный деревенский мальчишка с ясными глазами и звонким смехом.
Однажды осенним вечером, когда трава на полях пожелтела, а яблоки в саду налились соком, он сидел на завалинке, болтая ногами.
— Мам, — вдруг спросил он, глядя вдаль, — а где мой папа? Почему он с нами не живёт?
Сердце пропустило удар. Я присела рядом, обняла его за плечи.
Мальчик, так похожий на отца, смотрел на меня не детским взглядом.
— Твой папа, — начала я, подбирая слова, — испугался. Он не был готов быть отцом. Не всем дано любить безусловно.
— Он плохой человек? — нахмурился Кирилл.
— Нет, милый. Просто… не все могут взять на себя ответственность. Но у тебя есть мы — те, кто любит тебя.
Кирилл обхватил мою шею и прижался щекой к щеке.
— Ты — мой самый лучший родной человек, — шепнул он. — Лучше всех на свете.
