— Он обещал быть ровно в два. Говорил, придёт с цветами и тёплым пледом. — Может, на работе задержался? — медсестра тихонько коснулась её плеча, но Лена лишь крепче прижала к груди свёрток с новорождённой.
За окном роддома март рисовал по стеклу небрежные серые линии: подтаявший снег, лужи и пронизывающий ветер. Изо рта вырывался пар, когда Лена пыталась разглядеть вдали тот самый поворот, за которым должен был появиться он.
Телефон предательски молчал. Несколько вызовов — в ответ только гудки и автоответчик: «Абонент временно недоступен».
— Наверное, батарея села, — тихо произнесла она, но ком в груди только увеличивался. — Ничего, Алиночка, мы с тобой сами доберёмся.
Маленький комочек в её объятиях чуть вздохнул, уютно свернувшись. Их долгожданная дочь. Та, кого Игорь пока не держал на руках.
Автобус приехал позже обычного. Лена с трудом подняла сумку, в другую руку прижимая Алину. Плечо ныло от тяжести, но она не жаловалась. Поднимаясь в салон, прошептала:
— До Кленовки, пожалуйста.
Пожилая женщина у окна подалась в сторону:
— Присаживайся, родная. Из роддома, что ли? А муж где?
Лена не ответила. Только еле заметно покачала головой. Вчера он был другим — внимательным, заботливым. Обещал встретить, с коробкой в розовом — для малышки.
Окна показывали унылый мартовский пейзаж — деревья с ободранной корой, глинистая грязь, следы шин. Лена не чувствовала дороги — только пустоту внутри, нарастающую с каждой остановкой.
Подойдя к дому, она заметила: всё выглядело непривычно спокойно. Ни дыма из трубы, ни следов на тропинке. Ключ, как всегда, под ковриком.
— Игорь? — она осторожно вошла, придерживая на руках ребёнка. — Ты дома?
Ответом была звенящая тишина. В кухне — остывший чай, обгрызенный кусок хлеба. Мобильник, который всегда лежал на зарядке, исчез.
Алина зашевелилась, заплакала. Лена её укачала, прижав к груди, и села на кровать, всё ещё надеясь на звонок, на звук шагов. Её голова разрывалась от догадок.
Звонок. Экран вспыхнул незнакомым номером.
— Да? — она схватила телефон.
— Это вы, Елена Михайлова? — голос деловитый, чужой.
— Да.
— Я с завода. Сегодня утром произошёл несчастный случай…
Мир перевернулся. Потолок, стены, пол — всё сместилось. Сердце сжалось, но голос её прозвучал почти спокойно:
— Его больше нет?
— Несчастный случай. Упал тяжёлый металл. Он был внизу. Умер сразу… Говорил утром, что у него сегодня важный день. День рождения дочери…
Лена медленно осела на пол, укачивая Алину. Мокрый снег стучал в окно.
— Ленка, поешь хоть чуть-чуть. Нельзя же всё время на одном чае, — мать поставила суп перед ней, пар поднимался к потолку, пах детством.
Лена не смотрела. За окном — кладбище. Чёрная земля, ботинки по колено в грязи. И свежая могила с венками.
— Ребёнку питание нужно. Без молока не проживёшь, — ворчание матери звучало будто из-под воды. А за стеной снова — тонкий детский плач.
Она поднялась. Тело не слушалось, ноги ватные, но дойти нужно. В комнате — кроватка, стены, покрашенные Игорем в солнечно-жёлтый. Мягкая игрушка в углу — тот самый подарок, завёрнутый в розовую бумагу.
Мысли об Игоре захлёстывали — запах, голос, жесты. Каждый шаг отдавался пустотой. Но маленькая ручка у её груди требовала возвращаться к жизни.
— Ты у меня сильная, — шептала она Алине. — Мы справимся. Ради папы.
Ночами всё сливалось в круговорот: кормление, подгузники, короткий сон. Просыпаться было больнее всего — на мгновение верилось, что это сон, и тут же — вспышка боли.
Через месяц родители уехали. Она отказалась ехать с ними:
— Это наш дом. Я останусь.
Они не спорили. Оставили немного денег и уехали.
Деревня осиротела. Соседи смотрели сочувственно, но Лене было всё равно. Она жила от одной смены подгузника до другой.
Когда кончились деньги, начала шить. Пинетки, фартуки, шторы. Потом — занавески в клуб, на заказ. Вспомнила, как её учила мама.
Однажды она наткнулась на старый рюкзак Игоря. Открыла, дрожа. Внутри — одежда, термос, и блокнот. На последней странице — коряво написано:
«Ленке и Алине. Я вас очень люблю. Буду больше работать. Хочу, чтобы вы жили лучше. Мечтаю повезти вас на море…»
Слёзы пришли впервые за долгое время — добрые. Очищающие.
На следующий день она достала машинку. Сшила прихватки с вышивкой. Снесла в магазин. Взяли.
Через неделю её пригласили в библиотеку — на замену. Марья Степановна уходит. Работы немного, платят мало, но можно приходить с ребёнком.
— Я согласна, — ответила Лена.
На обратной дороге она заметила: небо синее, как в детстве. И впервые внутри мелькнуло что-то похожее на надежду.
— Мам, смотри, сколько подарков! — Алина танцевала по комнате. Каштановые волосы, блестящие глаза — копия отца.
Десять лет. Время пролетело. Лена поправила скатерть. Она научилась жить без него, но с ним в сердце.
Его черты — в дочери. Привычки, манеры, движения. Всё — как будто он рядом.
— Загадай желание, — Лена зажгла свечи на торте.
Алина зажмурилась, задула огоньки, хлопнула в ладоши:
— Сбудется!
— А что загадала?
— Не скажу, не сбудется. Можно подарки?
Лена достала коробку. Альбом. Страницы, которые писались ночами. История жизни Алины — с первых шагов, первых слов, фотографий.
На последней — Игорь. Улыбка, солнце в волосах.
— Он красивый, — шепнула Алина.
— У тебя глаза его, — Лена обняла дочь.
— Он бы меня любил?
— Он любил тебя до того, как ты родилась, — Лена гладила её по спине. — Он говорил с тобой, пел, мечтал.
Позже Алина сидела у окна с альбомом. Звёзды мерцали. Девочка шептала в темноту:
— Пап, я буду такой, чтоб ты гордился.
Лена стояла в тени и плакала — от любви.
Боль не ушла, но стала частью. Памятью. Силой. Связью.
— Мы справились, Игорь, — шептала она в ночь.
И где-то за окном будто прошелестел его смех.
