Опоздав на поезд, Арина решила вернуться без звонка домой. А едва войдя в дом, не смогла сдержать слёзы

Холодный октябрьский ветер швырял в лицо колкие капли дождя. Арина стояла на перроне и смотрела вслед уходящему поезду. Всё внутри неё сжималось от досады. Опоздала. Впервые за все пятнадцать лет своих регулярных поездок домой она опоздала.

«Как в дурном сне», — подумала она, машинально поправляя выбившуюся прядь волос. Платформа была пустой и заброшенной, только желтые фонари отражались в лужах, создавая причудливые световые дорожки.

— Следующий поезд только утром, — равнодушно сказала кассирша, даже не поднимая глаз от кроссворда. — Может, автобусом?
«Автобусом…» — Арина поморщилась. — Три часа тряски по разбитой дороге? Нет уж.

Телефон в сумке завибрировал — мама. Арина колебалась, глядя на экран, но в конце концов не ответила. Зачем волновать её лишний раз? Лучше просто вернуться домой — ключи всегда с собой.

Такси мчалось по пустым улицам, и город за окном казался декорацией — плоским и ненастоящим. Водитель что-то бубнил про погоду и пробки, но Арина не слушала. Внутри её росло странное чувство — то ли тревога, то ли волнение.

Старый дом встретил её темными окнами. Поднималась по лестнице, вдыхая знакомые с детства запахи: жареной картошки с третьего этажа, стирального порошка, старого дерева. Но сегодня среди этой привычной симфонии появилась странная фальшивая нота.

Ключ повернулся в замке неожиданно тяжело, как будто дверь сопротивлялась. В прихожей было темно и тихо — родители, похоже, уже спали. Арина на цыпочках прошла в свою комнату, стараясь не шуметь. Включив настольную лампу, она огляделась. Всё как всегда: книжные полки, старый письменный стол, плюшевый медведь на кровати — реликт детства, с которым мама так и не рассталась. Но что-то было не так. Что-то незаметно изменилось.

Может быть, это была тишина? Не обычная ночная тишина, а какая-то особенная — густая, вязкая, как предгрозовое марево. Словно дом затаил дыхание, ожидая чего-то.

Арина достала из сумки ноутбук — работу никто не отменял. Но, протянув руку к розетке за столом, случайно задела какую-то коробку. Та съехала с полки, рассыпав содержимое по полу. Письма. Десятки пожелтевших конвертов с выцветшими марками. И фотография — старая, с загнутыми уголками. Молодая мама — совсем девочка! — смеётся, прижавшись к плечу незнакомого мужчины.

Первая слеза упала на фотографию, прежде чем Арина осознала, что плачет. Дрожащими руками Арина развернула первое письмо. Почерк — размашистый, уверенный, совершенно незнакомый.

— Дорогая Вера! Знаю, что не имею права писать, но молчать больше не могу. Каждый день думаю о тебе, о нашей… Прости, даже написать страшно — о нашей дочери. Как она? Похожа на тебя? Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что уехал?

Сердце бешено заколотилось. Арина схватила следующее письмо, потом ещё одно. Даты — 1988, 1990, 1993… Все её детство, вся её жизнь была расписана в этих письмах чужим почерком.

«…видел её издалека возле школы. Такая серьёзная, с портфелем больше неё самой. Я не посмел подойти…»
«…пятнадцать лет. Представляю, какой красавицей она выросла. Вера, может быть, пришло время?..»

В горле стоял ком. Арина машинально включила настольную лампу, и жёлтый свет выхватил из темноты старое фото. Теперь она всматривалась в лицо незнакомца с жадным вниманием. Высокий лоб, умные глаза, чуть насмешливая улыбка… Господи, да у неё же его нос! И этот характерный наклон головы…

— Ариночка? — тихий голос матери заставил её вздрогнуть. — Ты почему не предупредила, что…

Вера Павловна замерла в дверях, увидев рассыпанные по полу письма. Краска схлынула с её лица.

— Мама, кто это? — Арина подняла фотографию. — Только не говори, что это просто старый друг. Я же вижу… я же чувствую…

Мать медленно опустилась на край кровати. В свете лампы было видно, как дрожат её руки.

— Николай… Николай Сергеевич Воронцов, — голос звучал глухо, будто из другой комнаты. — Я думала, что никогда… что эта история осталась в прошлом…

— История? — Арина почти кричала шёпотом. — Мама, это же вся моя жизнь! Почему ты молчала? Почему он… почему вы все…

— Потому что так было нужно! — в голосе матери прорвалась боль. — Ты не понимаешь, тогда всё было иначе. Его родители, мои родители… Нам просто не дали быть вместе.

Тишина обрушилась на комнату тяжёлым одеялом. Где-то далеко прогремел поезд — тот самый, на который Арина сегодня опоздала. Случайность? Или судьба решила, что пришло время правде выйти наружу?

Они просидели до утра. За окном медленно светлело небо, а в комнате плыл горький запах остывшего чая и недосказанных слов.

— Он был учителем литературы, — Вера Павловна говорила тихо, будто боясь спугнуть воспоминания. — Приехал по распределению в нашу школу. Молодой, красивый, читал наизусть Блока… Все девчонки были влюблены.

Арина смотрела на мать и не узнавала её. Куда делась всегдашняя сдержанность? Перед ней сидела другая женщина — юная, влюблённая, с горящими глазами.

— А потом… — мать запнулась. — Потом я поняла, что беременна.

— Ты даже не представляешь, что тогда началось! Его родители были против «провинциальной интрижки», мои твердили о позоре…

— И вы просто… сдались? — Арина не могла сдержать горечь.

— Его перевели в другой город. Срочно, без разговоров. А через месяц познакомили с твоим… — она осеклась, — с Сергеем Петровичем. Хороший человек, надёжный…

«Надёжный, — эхом отозвалось в голове Арины. — Как старый диван. Как шкаф. Как всё в этой квартире.»

— Но письма… Почему ты их хранила?

— Потому что не могла выбросить! — впервые за ночь в голосе матери прорвалась настоящая боль. — Это было всё, что осталось. Он писал каждый месяц, потом реже… Но писал.

Арина взяла последнее письмо. Дата — три года назад.

— Дорогая Вера! Я переехал в Озёрск, купил дом на Липовой улице. Может быть, когда-нибудь… Всегда твой, Н.

— Озёрск, — медленно произнесла Арина. — Это же четыре часа езды отсюда?

Мать вскинулась:

— Даже не думай! Ариночка, не надо ворошить прошлое…

— Прошлое? — Арина встала. — Мама, это не прошлое. Это настоящее. Мое настоящее. И я имею право знать.

За окном окончательно рассвело. Новый день требовал новых решений.

— Я поеду туда, — твёрдо сказала Арина. — Сегодня же.

И впервые за эту бесконечную ночь она почувствовала, что поступает правильно.

Озёрск встретил Арину промозглым ветром и моросящим дождём. Маленький городок казался застывшим во времени: старые двухэтажные дома, редкие прохожие, тихие улочки, будто списанные со страниц провинциальных романов.

Липовая улица оказалась на окраине. Арина шла медленно, вглядываясь в номера домов. Сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышен на всю улицу.

Дом 17. Небольшой, аккуратный, с занавесками на окнах и жёлтыми астрами в палисаднике. Калитка была не заперта.

— Что я ему скажу? — мелькнуло в голове. — Здравствуйте, я ваша дочь?

Встреча с отцом

Но решать не пришлось.

На крыльцо вышел высокий седой мужчина с книгой в руках. Он поднял глаза, и книга выпала из его рук.

— Вера? — прошептал он. — Нет… не Вера…

— Я Арина, — её голос дрожал. — Арина Сергеевна… хотя теперь я не уверена в отчестве.

Николай Сергеевич побледнел и схватился за перила крыльца.

— Господи… — только и смог произнести он. — Входи… входи же!

В доме пахло книгами и свежесваренным кофе. Всюду стояли полки, заставленные томами. На стене — репродукция «Демона» Врубеля, любимая картина Арины с детства.

— Я всегда знал, что этот день настанет, — Николай Сергеевич суетился с чашками. — Но представлял его тысячу раз иначе…

— Почему вы не боролись за нас? — вопрос вырвался сам собой.

Он замер, держа турку над плитой.

— Потому что был слаб, — просто ответил он. — Потому что поверил, что так будет лучше. Величайшая ошибка моей жизни.

В его голосе была такая искренняя боль, что у Арины защемило сердце.

— Знаешь, — Николай Сергеевич смотрел куда-то поверх её головы, — каждый год в твой день рождения я покупал подарок. Все они здесь…

Он встал и открыл дверь в соседнюю комнату. Арина ахнула. Вдоль стены стояли аккуратные стопки книг, каждая с закладкой-ленточкой.

— Первое издание «Алисы в Стране чудес» — на пять лет, — он осторожно взял верхнюю книгу. — «Маленький принц» с иллюстрациями автора — на семь… Я выбирал то, что хотел бы прочитать с тобой.

Арина провела пальцем по корешкам. Тридцать лет несостоявшихся разговоров, тридцать лет непрочитанных историй.

— А это… — он достал потрёпанный томик, — твоя первая публикация. Литературный альманах, рассказ «Письма в никуда». Я узнал твой почерк – ты пишешь как я.

— Вы следили за мной? — Арина не знала, злиться ей или плакать.

— Не следил. Просто… жил параллельно. Как тень, как отражение в кривом зеркале.

Они проговорили до вечера. О книгах и стихах, о несбывшихся мечтах и упущенных возможностях. О том, как он видел её выпускной — стоял за деревьями в школьном дворе. О том, как отправлял анонимные рецензии на её первые статьи.

Когда за окном стемнело, Арина вдруг поняла, что уже несколько часов называет его «папа». Это слово само соскользнуло с языка, естественное, как дыхание.

— Мне пора, — она встала. — Мама, наверное, с ума сходит.

— Передай ей… — он запнулся. — Впрочем, нет. Я сам напишу. В последний раз.

У калитки он вдруг окликнул её:

— Арина! Ты… простишь меня когда-нибудь?

Она обернулась. В сумерках его фигура казалась размытой, нечёткой.

— Я уже простила, — тихо ответила она. — Но нам предстоит многое наверстать.

Через неделю Вера Павловна получила письмо. Последнее. В нём было всего три слова: «Приезжай. Я жду.»

А ещё через месяц они впервые сели за один стол — все вместе. И оказалось, что любовь, как хорошая книга, не имеет срока давности. Нужно только набраться смелости и открыть первую страницу.

Оцените статью