Два дня Полинка провела в холодном, неотапливаемом доме. Тепла не было, но она точно знала — это её дом, её убежище.
Мама ушла в среду днём, наказав дочке не выходить на улицу. Когда Полинка засыпала, печь ещё хранила немного тепла, но утром дом окончательно выстыл.
Мамы не было. Девочка выбралась из-под одеяла, натянула валенки и поспешила на кухню. Там ничего не изменилось.
На старом деревянном столе стояла закопчённая кастрюля. Полинка помнила, что в ней лежали четыре картошины, сваренные в мундире. Две из них она съела перед сном. На полу возле стены стояло ведро с водой, почти полное.
Девочка очистила оставшиеся картофелины, обмакнула в соль и неспешно позавтракала, запивая еду холодной водой. Из подпола веяло стылым воздухом, и она поспешила обратно в кровать, забравшись под одеяло.
Лёжа, Полинка прислушивалась к уличным звукам. Она ждала — вот-вот хлопнет калитка, и вернётся мама. Тогда печь снова затопится, в доме станет тепло. Мама сварит картошку и высыплет её на стол, а Полинка будет катать горячие клубни по ладошкам, ожидая, пока они остынут.
В прошлый раз мама принесла два пирожка с капустой, и Полинка съела их с горячим чаем. Теперь ни пирожков, ни чая не было. За окном сгущались сумерки, а мама так и не пришла.
Пока не наступила полная темнота, девочка осторожно выбралась из постели, пробралась на кухню и доела оставшуюся картошку. Зачерпнула воды кружкой и поставила её рядом с кроватью, на старый скрипучий стул. Потом натянула на себя мамину старую толстовку, спрятала голову под капюшон и снова забралась под одеяло.
Ночь вступила в свои права. В доме было темно и холодно. Полинка, всего лишь шестилетняя девочка, лежала, стараясь согреться, и продолжала ждать, когда вернётся мама.
Наступило утро. Всё оставалось по-прежнему, только в доме стало ещё холоднее, а еды совсем не осталось.
Полинка пошла в коридор и принесла пять поленьев. Ей пришлось делать это в два захода. Затем она подтащила к печке старую табуретку, встала на неё и попыталась кочергой открыть заслонку. Получилось не сразу, сверху посыпалась сажа и какая-то труха.
Она не раз наблюдала, как мама разжигает печь, поэтому старалась повторить её действия. Сначала аккуратно уложила внутрь два полена. Затем порвала старую газету, скомкала листки и поместила между дровами. Поверх положила сухую бересту и ещё одно полено. Затем подожгла бумагу и кору. Когда огонь занялся, она осторожно добавила ещё два полена и закрыла дверцу печи.
После этого Полинка тщательно промыла десяток сырых картофелин, сложила их в чугунный горшок, залила водой и, встав на табуретку, аккуратно задвинула его под печь.
От всех этих действий девочка заметно устала, но ей казалось, что в доме стало немного теплее. Теперь оставалось лишь ждать, пока печь хорошенько прогреет комнату, а картошка доварится.
Когда-то у Полинки был отец, но она его совсем не помнила. Он уехал в город, когда она была совсем крошкой, собрав вещи и оставив их с мамой. Бабушка объясняла, что он не выдержал маминых «долгих посиделок» с подругами и того, как она, по ее словам, «заливала глаза».
С бабушкой Полинка жила хорошо. В доме всегда было чисто, пахло пирогами, а в печи варилась пшенная каша, которую она ела с топленым молоком. Полинка любила сидеть рядом с бабушкой и смотреть мультфильмы, пока та включала свои «сериалы».
Когда бабушки не стало, в доме стало пусто и холодно. Мама уходила по делам, возвращалась поздно, и еды в доме часто не было. Девочка привыкла питаться вареной картошкой и хлебом.
Прошлой весной мама не посадила огород, и теперь даже картошки было мало. Куда пропал телевизор, Полинка не знала. Но так надолго, как в этот раз, мама еще никогда не уходила.
Тем временем в доме становилось теплее, а картошка наконец сварилась. Полинка открыла шкафчик, нашла бутылочку с подсолнечным маслом, в которой оставалось всего немного жидкости – лишь на ложку. Но даже это сделало горячую картошку вкуснее.
Она заварила себе чай из малинового листа, выпила его, почувствовала, как по телу разлилось приятное тепло, и, наконец, заснула.
Проснулась она от голосов. В комнате стояли соседи – баба Маша, дед Егор и еще какой-то незнакомый мужчина.
– Захаровна, – обратился незнакомец к бабе Маше, – на пару дней девочку к себе возьми. Отцу я уже позвонил, он в воскресенье приедет. Сейчас из района приедут следователь и врач, я их тут подожду.
Баба Маша порылась в вещах, но ничего подходящего для Полинки не нашла. Тогда она надела на девочку ту же материну толстовку, а сверху замотала бабушкин старый платок.
Когда они вышли в коридор, Полинка заметила что-то, прикрытое двумя мешками возле поленницы. Из-под одного торчала обутанная в материн ботинок нога.
Баба Маша отвела девочку к себе в дом, велела деду Егору затопить баню, тщательно вымыла Полинку, попарила березовым веником, а затем завернула в большое теплое полотенце и усадила в предбаннике. Через несколько минут она вернулась с чистой одеждой.
Теперь Полинка сидела за столом, закутанная в байковую пижаму и шерстяные носки, с белым платком в голубой крапинку на голове. Перед ней стояла тарелка горячего борща.
В комнату вошла женщина, внимательно посмотрела на девочку и тяжело вздохнула.
– Вот, Мария Захаровна, – протянула она бабе Маше большой пакет, – тут кое-что для нее. Мои-то уже выросли, а тут и зимняя курточка есть. Горе-то какое…
– Спасибо, Катя, – кивнула баба Маша и повернулась к девочке. – Поела? Пойдем, я тебе мультфильмы включу.
В тот день и следующий к Захаровне приходили еще несколько женщин. Из их разговоров Полинка поняла, что ее маму нашли замерзшей в сугробе случайные прохожие. Еще она услышала, что ее отец уже в пути и скоро приедет.
Полинка скучала по маме и жалела ее. По ночам она тихонько плакала, спрятавшись под одеяло.
Когда приехал отец, девочка смотрела на него с любопытством, но не могла вспомнить. Он тоже внимательно рассматривал ее, и только один раз, при встрече, неловко погладил по голове.
Отец не мог задержаться надолго, и уже на следующий день они уехали. Перед отъездом он заколотил окна и двери досками крест-накрест и попросил соседей следить за домом.
Баба Маша сказала Полинке:
– У отца есть жена – Валентина. Она будет тебе матерью. Слушайся ее, по дому помогай – тогда она тебя полюбит. Другого дома, кроме отцовского, у тебя нет.
Но Валентина не смогла полюбить Полинку. Детей у нее не было, и она, возможно, просто не знала, как это – любить. Однако девочку она не обижала, следила за тем, чтобы та была аккуратно одета, хоть и одевала ее в вещи, которые отдавали знакомые.
Как только отец привез Полинку, Валентина устроила ее в детский сад. Утром отводила, вечером забирала. Дома занималась хозяйством, а девочка сидела у себя в комнате, рисовала или смотрела в окно.
С отцом она тоже редко разговаривала. Он считал, что делает для нее все необходимое: накормлена, одета, обута – чего еще нужно?
В школе Полинка училась неплохо. Четверки, а по точным наукам – тройки. Учителя отмечали, что она старается. Зато на уроках труда она была лучшей – легко шила, вязала, вышивала.
С детства она привыкла к труду: в десять лет сама убирала квартиру, с тринадцати – готовила. Валентину это устраивало.
После девятого класса Полина захотела поступить в колледж на закройщика. Отец сходил с ней, помог подать документы, и с сентября она начала учиться.
Кроме учебы, продолжала помогать по дому, но теперь еще и шила. Чинила одежду, шила постельное белье, подрубала занавески. Соседи начали заказывать у нее работу, она брала недорого, копила деньги.
Когда ей исполнилось восемнадцать, она сказала отцу, что хочет вернуться в свою деревню.
– Тебе плохо здесь? Почему ты уезжаешь? – спросил он.
– Вы вырастили меня, и я благодарна. Но дальше я сама.
Она вернулась в родной дом, восстановила его, устроилась на почту, купила швейную машинку, начала шить на заказ. Постепенно заказы пошли, а через пару лет она уже не развозила почту – у нее было свое дело.
Полина вышла замуж за Захара, в скором времени они ждали первенца. Отец с Валентиной приезжали на свадьбу, звали их в город. Но Полина отказалась.
– Мой дом здесь, – сказала она с улыбкой.
